ПРОДОЛЖЕНИЕ:

Вечером раздалась команда «на выход». Вещи тоже погрузили в машину и повезли куда-то на окраину города, продолжая нести чушь про пункт назначения (то «в посольство», то «на допрос в МНБ», то «депортируем в Россию»). Как я и предполагал, пунктом назначения была тюрьма, расположенная в пригороде. Хотя ориентироваться в лабиринте улиц было непросто, позднее благодаря спутниковым снимкам я однозначно определил её местонахождение — посёлок Бинагады.



Затворились тяжёлые ворота, за которыми находилось мрачное двухэтажное здание с решётками.

В «приёмном отделении» меня в очередной раз тщательно обыскали, просмотрели все вещи, позднее ещё раз сняли отпечатки пальцев (хотя это уже делалось в 18-м отделении полиции). Все оставшиеся при мне на момент задержания азербайджанские манаты, на сумму около 20 долларов, были украдены в 18-м отделении полиции (кто бы сомневался!), но российские рубли (свыше 4 тысяч) оставались. Почему — непонятно (или их не заметили, или это было своеобразное проявление патриотизма).

При виде денег последовали вопросы: какой суммой готов с нами поделиться? За деньги предлагали «самую лучшую камеру» и «хорошее отношение». Но ни освобождение, ни возможность позвонить домой выторговать было нельзя, потому что это запретило МНБ.

В том случае, если я не заплачу, тюремщики пригрозили отправить в общую камеру с наркоманами и бомжами. Пытаюсь объяснить, что возможная драка с наркоманами может стать для последней из-за слабого здоровья и имеющихся проблем с сердцем (это действительно так). Удалось добиться вызова врачей. Приехавшая бригада докторов «гражданской» скорой помощи выявила повышенное давление и порекомендовала тюремщикам дважды в день давать мне валокордин. Жалоба на здоровье подействовала — имевшиеся наличные деньги честно включили в опись вещей и при освобождении вернули, бесплатно предоставили

пустую камеру. Из вещей разрешили взять только зубную щётку, зубную пасту и несколько газет. В разрешении взять ручку и бумагу было категорически отказано, запрет явно исходил от МНБ.

Физическое насилие и здесь ни разу не применялось (причём тюремщики часто ставили себе это в заслугу: «оцени, какие мы хорошие — тебя не бьём»). Но пытка — это не только физическое, но и психологическое давление, и оно было ужасным. Очевидно, из МНБ была дана инструкция, как со мной обращаться, причём главное требование — категорически не допускать «просачивания» информации о задержании во внешний мир. Один из «сидельцев» в коридоре сказал мне, что сюда за деньги можно пронести мобильный телефон — но мне отказали в доступе к собственному телефону даже для того, чтобы передать пару слов: «я жив».

В путешествиях я всегда звоню домой каждый день (за исключением редких случаев, когда в течение всего дня маршрут пролегает по местности, где не действует мобильная связь и нет населённых пунктов). Но такое бывает очень редко, в основном в северных регионах (пример — Пильвенская узкоколейная железная дорога), и о попадании в такие места всегда предупреждаю заранее. В данном случае весь маршрут пролегал по густонаселённым местам, и ситуация долговременного отсутствия мобильной связи в нём была заведомо исключена.

Факт пропажи здесь мог означать лишь попадание в тюрьму (самый лучший из всех вариантов), попадание в больницу в бессознательном состоянии, захват в заложники или в рабство, гибель. Хотя я и предупреждал, что на Кавказе возможны задержания силовыми структурами, но обычно их срок не превышает суток.

Самое неприятное, что последний звонок был сделан за пару часов до задержания, я сообщал, что выезжаю из Баку к грузинской границе и ближайшим утром уже буду в Грузии. Следовательно, в Азербайджане искать меня никто бы не стал — поиски начнутся в Грузии (которая на самом деле, по сравнению с Азербайджаном, является нормальной страной, и вероятность подобного беспредела там намного меньше). При этом у России с Грузией нет ни дипломатических отношений, ни прямого воздушного сообщения.

Возможности для протеста в тюрьме весьма ограничены. Объявляю голодовку, но это не помогало. Дважды приходили сотрудники МНБ, вели многочасовые допросы и настойчиво убеждали «во всём признаться по-хорошему». Возникло опасение, что вскоре они начнут предлагать взять на себя какое-нибудь нераскрытое преступление или теракт, но до этого не дошло.

В камере чувствовал себя ужасно, все мысли крутились вокруг того, что дома меня уже похоронили, от чего имела место боль в сердце (хотя тюремщики давали лекарства). Один из моих близких родственников немногим больше года назад внезапно умер от инсульта «в самом расцвете сил» (46 лет),

и подумалось, что азербайджанское МНБ в случае смерти похоронит вместе с неопознанными бомжами. В таком случае в России суждено будет навечно

считаться пропавшим без вести, подобно бесследно исчезнувшему в 2006 году в Афганистане путешественнику С. Березницкому...

Под конец становлюсь безразличен ко всему. Нервы основательно сдали. К сожалению, в какой-то момент теряю элементарное чувство самосохранения — при выводе на прогулку в зарешеченный тюремный двор, поравнявшись в коридоре с начальником, заявляю ему следующее:

— У вас ведь на Кавказе все знают, что такое кровная месть? Так вот, если один из моих родственников из-за того, что вы не дали мне возможности связаться с домом и сообщить что я жив, но просто задержан, погиб от инфаркта — я сюда вернусь и вас убью!

Была мысль, что за это сильно изобьют, зато потом (труп тюремщикам никогда не нужен) удастся попасть в больницу, откуда есть шанс распространить информацию о задержании во внешний мир (все мысли были сосредоточены только на этом).

Лишь потом осознаю, что за это могли бы не избить (или не только избить) — а приговорить годам к пяти за угрозу убийством должностному лицу. К счастью, реакцией на дерзость было всего лишь грязное ругательство.

... В российском праве прописано, что при любом задержании (в том числе административном) родственники задержанного должны быть уведомлены об этом в кратчайший срок (статья

27.3 КоАП РФ). Скорее всего, в азербайджанских законах такая норма также есть — она стандартна для любой страны, считающей себя цивилизованной.

Азербайджанские силовые структуры не уведомляли родственников и посольство, намеренно преследуя цель устроить задержанному пытку (психологическая пытка не менее ужасна, чем физическая), прекрасно понимая, что дома его «благодаря» этому сочтут пропавшим без вести и с большой вероятностью — погибшим.

В конце концов меня освободили, и даже не депортировали из страны, как изначально было обещано. Все вещи были возвращены в сохранности, за исключением того, что были стёрты фотографии (большую часть потом удалось восстановить). Начальника тюрьмы в момент освобождения не было благодаря выходному дню. Заставили подписать признание в том, что условия содержания были хорошими и никаких претензий я не имею, в противном случае угрожая не выпустить. Момент освобождения совпал с концом смены, и один из немногих нормальных людей, работавших в тот день, согласился попутно довезти меня до города на своей машине, за что ему благодарен. Выхожу на окраине города у первого встреченного обменного пункта, меняю 300 рублей на манаты — предстояло ещё добраться до российской границы, которая, к счастью, находится сравнительно недалеко (в 210 километрах) от Баку. О продолжении поездки не могло быть и речи.

По городу я бежал бегом, едва не сбивая прохожих, на автовокзале чуть ли не на ходу вбежал в маршрутку до границы, ещё не до конца осознавая реальность свободы. Через 3 часа остался позади пограничный переход «Тагиркент-Казмаляр», вокруг — прекрасная земля родной России (даже неспокойный Дагестан кажется райским местом после Азербайджана!), жуткий «кавказский плен» окончательно остался позади.

Дома все были живы, во многом помогли мои публикации с описанием подобных злоключений в прошлом (хотя и не настолько тяжёлых). Но, конечно же, то, что пришлось пережить в эти дни, было ужасным. К поискам пропавшего в неизвестной стране Кавказа (Грузии или Азербайджане) человека пытались привлечь посольство России в Азербайджане (оттуда пришла отписка, что никакими сведениями дипмиссия не располагает), посольство Швейцарии в Грузии, представляющее интересы России, различные веб-сайты опубликовали объявления о розыске.

Ненависти к Азербайджану после этого случая я не испытываю, понимая что отдельные гадкие представители — это лишь ничтожная часть большого народа. Но следующая поездка туда произойдёт не скоро...

В долгосрочной перспективе произошедшее будет иметь крайне печальные последствия.

Инцидент я определил одним из худших событий, произошедших за 30 лет жизни. Причём 99 процентов неприятных последствий можно было бы

избежать, если бы во время задержания мне разрешили позвонить родственникам. Даже если бы сотрудники МНБ сами позвонили по телефонному номеру (который был ими записан), и сообщили, что я задержан и подозреваюсь в шпионаже (и даже, допустим, могу быть приговорён к 10 годам тюрьмы) — это сняло бы большую часть проблем. 10 лет тюрьмы — лучше, чем пропажа без вести...

Если бы такая же история произошла, например, во время поездки в Иран в 2001 году — я воспринял бы её как достаточно рядовое событие, трагедией она бы не стала. Тогда стиль путешествий и их продолжительность были совершенно другими (с отцом, живущим в далёкой Венесуэле, я общался нечасто, мобильная связь тогда ещё была относительно слабо распространена). Но в данной ситуации суровая реальность была иной: 2010-й год — не 2001-й, по вполне веским причинам мне вообще не следовало бы совершать подобные поездки. Угрызения совести от того, что совершаю гнусные поступки, продолжая путешествия с целью изучения железных дорог, и без того «добавляли седых волос» (до апреля 2010 года в переносном смысле, после «кавказского плена» — похоже, в прямом).

Беззаконное и подлое поведение азербайджанских силовых структур проявилось ещё и в том, что при освобождении мне категорически отказались выдать на руки какие-либо бумаги, подтверждающие задержание, осуждение и арест. Было отказано и в просьбе разрешить сфотографировать собственным фотоаппаратом документы, которые потребовали подписать при освобождении. Логика поведения властей понятна: в случае возможного международного скандала они будут категорически отрицать факт задержания. Осознавая это, я старался по возможности запоминать обстановку внутри и вокруг помещений, в которых меня содержали, и любые другие детали, которые впоследствии могут послужить доказательством факта задержания. Беспредел азербайджанских властей не должен остаться безнаказанным!

http://n05.narod.ru/kp.html