Тогда он не убедил ни меня, ни остальных. Зато время все расставило по местам...

В конце апреля 92-го позади были десятки боев и стычек, освобожденных сел и побед, в Степанакерт мы приехали признанными ветеранами. Город оставил тяжелое впечатление: артиллерия противника с высот Шуши методично разрушала дом за домом. Характерным для азеров был выбор огневых позиций — "Град” стоял прямо под стенами армянской церкви, а снаряды хранили в ней же. Попробуй, ответь...

Степанакерт был практически беззащитен, так что штурм Шуши был делом предрешенным. Кроме того, достаточно свежа была память о 1920 годе, когда за два дня азеры вырезали население второго по величине армянского города в Закавказье.

Так в Нагорном Карабахе,
В хищном городе Шуше
Я изведал эти страхи
Соприродные душе.

Сорок тысяч мертвых окон
Там видны со всех сторон,
И труда бездушный кокон
На горах похоронен.

— строки полузабытого стихотворения Мандельштама как будто намертво засели в мозгу. Так же неотступно преследовал и сам город — стоило поднять глаза, и вот он наверху, на скале...

В те дни в Степанакерте собралось не меньше двух тысяч добровольцев, представляющих как все слои общества, так и географическую мозаику Армении и Диаспоры. Все были совершенно разными людьми, едиными верой в нашу победу и общего командира — Командоса. Все были на подъеме. Брали друг с друга слово, что если придется погибнуть, то все равно, гроб пройдет через Шуши. Хорошее, настоящее время было...
...После совещания от Командоса Дед только к вечеру вернулся в предместье, где мы остановились. Познакомил с замыслом: вместе с разведотделением одной из арцахских рот мы должны были захватить и удерживать до подхода штурмовой колонны перекресток дорог у въезда в Шуши. Утром, приняв под командование приданное отделение, Дед начал отладку и отработку элементов операции.

Ночь 8 мая я запомнил навсегда: нас подняли в час, а в три мы вышли из предместья и начали подниматься в гору близ Кркжана. Несмотря на плотно набитые разгрузочный жилет и рюкзак, шагалось легко. Стало смешно, когда вспомнил, как всего год назад пытался вскарабкаться на такой же косогор — и нес всего-то автомат и три рожка... Ребята следом шли совершенно спокойно — не будь они увешаны оружием, можно было бы принять их за осваивающих новый маршрут туристов.

Вот эта спокойная уверенность и стала высшим достижением Деда, который спаял нас в отряд, не признававший слова "невозможно”.
Когда вышли на исходный рубеж, ударила наша артиллерия: сперва совсем близко, затем разрывы двинулись к позициям противника. Вслед за ними мы начали перескакивать из воронки в воронку, стремясь как можно быстрее добраться до вражеского поста. Укрывшиеся от артогня в окопах азербайджанцы не успели даже толком понять, что случилось, а бой длился ровно две минуты.

— Корвалол! — заорал дурным голосом Айк, картинно падая у входа в сторожку.
Даже Дед не смог сдержать улыбки:
— Айк, хорош дурить! Ну что у тебя там еще?
— Дед-джан, двойной инфаркт! Сперва хотел гранату внутрь закатить, потом, чувствую, тихо. Заглянул, а там все боеприпасами забито! А если закатил бы? Инфаркт!
— А почему двойной? — с удовольствием полез в очевидную ловушку Дед.
— Так на хрена мы боезапас на своем горбу тащили?!

Надо было видеть лица ребят из приданного нам отделения: теперь они точно уверились в сверхъестественных способностях отряда, который мог валять дурака буквально через десяток секунд после боя — не забыв выставить дозор. В таком направлении мы начали оборудовать позиции на контролирующей перекресток высотке, перетаскивать "выстрелы” к РПГ и цинки с патронами. Связавшись со штабом, Дед доложил о выполнении задачи, и мало-помалу до нас начал доходить нарастающий рокот боя. В эфире же творился подлинный бедлам — донесения, приказы, просьбы о помощи, и, конечно, плотнейший мат-перемат. Уже по переговорам было ясно, что наши идут вперед.

Нам недолго пришлось ждать: из Шуши появились три грузовика и "Нива” в сопровождении бронетранспортера. Около роты азербайджанцев развернулось в три цепи, стреляя с хода. Наше молчание воодушевило противника, и БТР неосторожно вышел из овражка. Дед и Мрав подпустили его поближе и сожгли залпом из гранатометов, тут же открыли огонь Гегам и пулеметчик отделения разведки. Остальные могли выбирать цели, выбивая наиболее опасного противника, и через мгновение никто внизу уже не мог поднять головы. Несмотря на шестикратное превосходство, противник намертво увяз на перекрестке.

— Доц, даже не сообразят попытаться с флангов зайти, — словно прочитал мои мысли Гегам. Взамен нас начала обстреливать артиллерия азербайджанцев, а вскоре послышался гул подходящего танка.
— Всем отсекать пехоту от танка! — крикнул Дед и обернулся к радисту, — Свяжись с артиллерией, пускай ставят заградогонь осколочными.

Появление танка воодушевило азеров, вновь поднявшихся в атаку. Мы же с трудом могли вести прицельный огонь, еле успевая нырнуть в окопчик от беспрерывно бьющих танковых пушки и пулемета. Когда Т-72 оказался в полусотне метров от нас, с флангов в его борта ударили гранатометы Деда и Мрава. Над моторным отсеком занялось пламя, а когда башня повернулась в сторону Мрава, сзади ее пробил второй выстрел Деда. Но и азеры были в 20-30 метрах.

— Гранатами! — заглушил грохот боя Мрав. Десятки разрывов проредили цепи атакующих, и неожиданно в дыму прозвучал надрывный крик Деда на азербайджанском:
— Отходить!
— Все отходим к БТРу! — заголосили карабахцы-разведчики.

К моему изумлению, азеры купились на этот доисторический трюк и допустили худшую ошибку из всех, начав пятиться назад. До бронетранспортера добралась лишь половина атакующих, и тут в довершение начала работать наша артиллерия... Было уже 8 часов утра и оставалось продержаться еще пару часов. Мы потеряли двоих убитыми и еще двое были легко ранены. Начали донимать голод и жажда — правильно оценивая последствия ранений в живот, Дед позволял воевать только на пустой желудок. К одиннадцати мы начали беспокоиться — наших все не было, а со стороны Шуши послышался гул грузовиков. На этот раз они не успели доехать даже до поворота — Дед и Мрав выдвинулись вперед с правого фланга и головной "Урал” загорелся как спичка. Остальные развернулись и умчались обратно, а за ними побежали и уцелевшие после утренней атаки. По уже испробованному сценарию над головами вновь зашелестели снаряды, но на этот раз разрывы уходили все дальше, к врагу.

Показалась, наконец, и наша штурмовая колонна: начисто обгоревший с левого борта танк, две БМП и с десяток грузовиков. Дело было сделано, мы могли со спокойной совестью остаться на позициях, но без какого-либо приказа все поднялись и последовали за колонной...
Вот, наконец, и город. Ворота старой крепости были снесены, и над башней уже развевался наш флаг. Выстрелы раздавались вдалеке, в центре города. Один из карабахцев, паренек из Шуши, напряженно вслушался в перестрелку:
— Это у рынка. Я знаю короткую дорогу, так что можем успеть.

Усталость как рукой сняло. Цепочкой понеслись по узким, петляющим улочкам и выскочили во фланг обороняющимся. Наше появление окончательно убедило противника в безысходности положения, и засевшие в здании азербайджанцы сдались...
...Посмотрел на прикрывшего глаза Ваана и подумал, что нам сдаваться в плен даже мельком в голову не приходило. "Продать жизнь подороже, — часто приговаривал Дед. — На врага готовность умереть действует угнетающе. Если с толком распорядиться этим оружием, то ищущий обрящет многое!” — завершал он патетически.
— И в этом ты прав, Дед, — говорю я и встречаю спокойный взгляд Ваана.

...Через неделю мы взяли Лачин и освободили дорогу в Армению. Карабах, Армения, Диаспора ликовали. По всему Арцаху стояли накрытые столы, угощали всех, отказаться было почти невозможно. Странно — все понимали, что это далеко еще не конец, но эйфория не спадала, и невозможно было заставить себя напрячься как раньше. А надо было продолжать натиск, освобождать Геташен, не давая опомниться, окончательно выбить противника с гор. Промешкали... Успокоились, когда надо было действовать еще напористее...

Освобождение Шуши привело к смене руководства Азербайджана. Президент Эльчибей времени не терял и смог добиться передачи вооружения уже несуществующего СССР Азербайджанской Республике. Активно шла вербовка наемников — танкистов, летчиков и, в меньшей степени, артиллеристов. 50 танков, которые двинулись на Шаумян, были для того времени непреодолимой силой. Район пал за считанные дни, затем настал черед Мартакерта. И снова, как год тому назад, наш отряд поспешил на север, однако на этот раз с нами не было Деда. Тот треклятый день не удастся забыть никогда...

Ранним июньским утром Дед, Айк и я выехали на одну из позиций Мартунинского района. У местных вышла из строя бээмпешка, а тогда каждая единица бронетехники для нас была буквально на вес золота. Авторитет Деда считался непререкаемым и в области ремонта, да и сам он всегда был рад помочь. БМП стояла в капонире за траншеей, на вершине холма, солнце было ласковым, работа — в удовольствие, и несколько часов пролетели незаметно. Наконец машина зарычала, мы с Айком захлопнули люк моторного отсека.

— Идите, умывайтесь, я сейчас подойду. Обкатаю только малость, — сказал Дед, поднимая сиденье водителя под походное положение. Мы с Айком не спеша зашагали вниз к ручью, где местные бойцы уже начали накрывать "стол” — большой плоский камень под ивой на берегу. Айк немедля полез в воду, а я из тени следил, как Дед гоняет машину по склону. Сделав пару кругов, он поставил бээмпешку обратно в капонир и заглушил двигатель. Стали слышны журчание ручейка и какой-то отдаленный шелест, тут же ожила "Алинко” комвзвода:
— Воздух! Перед вами самолет уже третий круг ходит, будьте внимательней. Докладывайте, если что.
Внезапно во мне включилось совершенно необъяснимое предчувствие недоброго, тот самый звериный инстинкт, которому Дед при всем своем рациональном материализме доверял безоговорочно.
— Связь с позицией есть? — спросил я комвзвода.
— Да нет, рация у меня, — сразу посерьезнел он.

Без объяснений я понесся к холму. На полпути к вершине услышал за спиной топот, глянул назад — за мной, не спрашивая ни о чем, бежал Айк, чуть поодаль, уже с оружием в руках, карабахцы.

— Дед! — крикнул я, что было сил, и понял, что он не услышит. Шелест вверху стал отчетливее, ближе, и я в отчаянии вновь закричал на бегу.
— Дед!!! — голоса мой и Айка почти слились, но он нас опять не услышал, хотя капонир был уже в полусотне метров. Кто-то из местных выстрелил в воздух, и над башней, наконец, показалась голова Деда. Дальше все пошло, как скоростном просмотре почти не связанных между собой эпизодов кино: нарастающий свист — крики "Воздух!!!” — Дед, сорвавший, наконец, шлемофон и выпрыгнувший из башни на броню десантного отделения — растущая на глазах точка за его спиной — вспышка абсолютной белизны, сменившаяся таким же совершенно черным дымом. Я был в двадцати метрах, и волной меня снесло на десяток шагов назад. Как ни странно, я устоял, только не мог открыть глаза, и гул в ушах становился все невыносимее.

Обтер рукавом лицо, увидел, что он весь в крови, перевел взгляд вниз — вся одежда в кровавых ошметках и серых пятнах мозга. На месте БМП горела развороченная коробка, подбегающие полуголый Айк и местные ребята внезапно закружились, и я полетел навстречу красным каплям на изумрудной траве.

...Очнулся только через два дня, и, как ни странно, почти сразу пришел в себя, еще через два дня вышел из госпиталя. Деда, вернее, то, что смогли собрать, похоронили без меня. Узнал, что бомба была управляемой планирующей, которую впервые опробовали в ходе войны — за какой-то десяток дней до начала навала на Шаумян. Мы еще не пришли в себя после гибели Арега, потеря Деда будто выжгла эмоции и чувства.

Читать дальше...