Вторник, 19.03.2024, 09:52
Приветствую Вас Гость | RSS
Главная Регистрация Вход
ПОМОГИТЕ!


Меню сайта

Категории раздела
Новости [182]
Аналитика [493]
Документы [9]
Геноцид [39]
Карабах [104]
История [90]
Это было... [73]
Интервью [74]
ГАЛЕРЕЯ АЗЕРБАЙДЖАНСКОЙ ЛЖИ,ЛИЦЕМЕРИЯ И АГРЕССИИ [56]
АРМЕНИЯ - Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! [103]

Наши баннеры


Коды баннеров

Друзья сайта




Армянский музыкальный портал



Видео трансляции
СПОРТ
СПОРТ

TV ONLINE
TV ARM ru (смотреть здесь)
TV ARM ru (перейти на сайт)
Yerkir Media
Voice of America: Armenian
Armenian-Russian Network

Радио-онлай
Онлайн радио Радио Ван


Armenia


Армянское радио Stver


Hairenik Radio

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО
Законы РА

Постановления НС


Ссылки
Официальный сайт Президента Армении

Правительство Республики Армения

Официальный сайт Национального Собрания РА

Официальный сайт Президента НКР

Правительство Нагорно-Карабахской Республики

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Форма входа

Главная » 2011 » Май » 14 » Мой Карабах.
11:38
Мой Карабах.
Война глазами журналиста 

Утром помимо нас в кузове грузовика оказалась еще одна съемочная группа. Писатель Бакур Карапетян снимал документальный фильм с оператором Володей. Путь на высоту, где стоял ретранслятор райцентра Мардакерт, пролегал через хорошо знакомое мне село Магавуз. Впрочем, на этот раз его было не узнать. После моего отъезда село дважды переходило из рук в руки. Дома с черным от пламени фасадом смотрели на нас выбитыми окнами.


В центре села остановились у отделанного камнем родника. На прозрачном дне покоился бустер от использованной «мухи». Рядом – перевернутая, покореженная сельхозтехника. При отступлении азербайджанцы взрывали комбайны и тракторы. Вдоль дороги лежали трупы в пятнистой форме, на обочине стоял военный «Урал» с изрешеченным пулями лобовым стеклом.

– Это наши следы, от 5,45, – пояснил боец. – У них на вооружении АКМ, калибром 7,62. А у нас АК-74 или, как все его для простоты называют, АКС.

В лесу наткнулись на разбитый «КамАЗ» с шаландой. Рядом, на пепелище, лежал обгорелый, съежившийся труп. Видимо, водителя. Фрагменты одежды выдавали в нем гражданского. Сомнений не было, что это один из мародеров, не успевший вывезти «талан» (награбленное добро – и по-армянски, и по-азербайджански).

Мы почти были у «вышки», когда внезапно из-за нее вынырнул вертолет. Огромный. Черного цвета.

– Воздух! – крикнул сопровождавший нас боец Рубик.

Мы посыпались с машины на ходу и стали прятаться среди пшеничных колосьев. Неожиданно послышался смех. Смеялся водитель. Выяснилось, что «вертолетом» оказался черный клуб дыма, принявший в воздухе очертания винтокрылой машины.

– Тьфу, – матерился писатель, – блокнот потерял. Я его полтора года вел. Там такие важные записи!

Мы дружно приступили к поискам. Раз десять просили показать, где он прыгал с машины и где пытался замаскироваться. Но тщетно. Водитель торопил:

– Здесь долго стоять нельзя. Засекут.

Высота была на мушке у противника. Накануне с воздуха ее весь день обрабатывали «крокодилы». Подбили «Шилку». Зенитка, установленная на борту автомобиля, долго сопротивлялась. Несколько вертолетов, маневрируя на расстоянии 4-5 километров, все никак не могли ее подавить. Автомобиль был покорежен, но пулеметы продолжали работать.

К моменту нашего прибытия обстрел стих. Мы приступили к съемкам. Мой оператор Сурик даже вылез за бруствер, чтобы снять бойцов «в лоб». Внизу красовался Мардакерт, отсюда до него была пара километров. Бойцы из окопов рассматривали город в бинокли.

– Вон мой дом, пойдем ко мне, а? – предложил один из них, указав пальцем вдаль.

– А вот и дом соседа. Сожгли, гады, – продолжил он, снова прильнув к окулярам. – О! Две машины выехали. «Уазики». Видимо, в Ленинаван идут. В тыл.

Радист начал давать артиллеристам координаты, но командир его одернул. Сказал, не надо. Десять минут назад азербайджанцы вышли на связь и попросили провести переговоры по обмену телами погибших. На позициях лежало около десятка трупов противника. Особенно впечатлял лежавший на спине огромный негр в тельняшке. Подумал – наемник, но потом мне объяснили: черный цвет кожи – от солнца. Издали показалось, что контрастные на этом фоне белые глаза шевелятся. Подойдя ближе, увидел, что глазницы кишат… белыми червями.

– Таким на войне может стать каждый, – произнес Рубик. – Здесь до нелепой смерти – один шаг…

– Они нарушают уговор! – крича на ходу, к командиру подбежал один из бойцов. – Я во весь рост из окопа встал и сразу – выстрел. Похоже, снайпер. Слава богу, промахнулся, а то ведь до их поста всего ничего – триста метров.

На связь с сопредельной стороны никто не вышел. Тела так и остались лежать на передовой. Меня подвели к командиру. На сопке стоял сводный отряд. Часть бойцов была из Мардакерта, другая – из Еревана.

– Сегодня, считай, повезло. Хорошая погода, – многозначительно заметил Гарегин, глядя на небо.

Я не понял. Наверху сгущались тучи. Гарегин пояснил:

– Погода нелетная. Авиация работать не сможет.

На удивление «стендап» об успешном развитии контрнаступления мне удался с первой попытки. Сурик старался вовсю. Снимал разбившихся по группам улыбавшихся бойцов. Видеокамера в то время для простых сельских ребят была в диковинку.

– Все нормально, отлично! – комментировал самый заводной. – Только по пиву скучаем!

– Да, здесь всего хватает, – продолжил Гарегин. – Единственное, чего бы нам хотелось, чтобы мардакертцы…

На этом его слова оборвались. В воздухе раздался пронзительный свист.

– Во-о-он, снимай! Да ты не бойся. Перелет! – бойцы стали теребить оператора, который инстинктивно пригнулся.

Гарегин продолжил. Меня это даже воодушевило. Интервью под свист осколков – невыдуманная романтика.

– Это наш долг, ценой крови защищать соотечественников. Я призываю карабахцев, чьи села захвачены врагом не отсиживаться в тылу, а… Пригнитесь! (рядом снова просвистел снаряд). А возвратиться в Карабах для того, чтобы сражаться.

Гарегин спешно закончил монолог. Обстрел усилился. Вначале снаряды перелетали через сопку, и Сурик снимал взрывы издалека. Хорошая картинка получалась. Сначала свист, с уходящим эффектом, потом столб дыма и через миг – раскатистый грохот, разносимый эхом.

– Надо сворачиваться, – посоветовал Рубик. – Взрывы уже близко. Я попрошу, чтоб дали проводника. Спустимся по отвесной, тыльной стороне. Так безопаснее. 

Ранение

Тропинка вела то вниз, то вверх. И на очередном витке свист зазвучал по нарастающей: все ближе и ближе. Я бросился на землю и прижался к ней со всей мочи. Причем лег как-то коряво, на левый бок, склонив голову и поджав ноги. Через секунду земля содрогнулась. Качнуло, как в лодке. От грохота зазвенело в ушах. Сквозь прищуренные глаза увидел: на правом боку в двух местах сама собой разорвалась «хэбэшка». Ткань превратилась в «розочки» и в том месте как будто бы полоснули лезвием. Появились влажные пятна. Я притронулся к ним. Сомнений не было: меня зацепило. На кончиках пальцев была кровь. Стало больно. Избежать шокового состояния помог утренний коньяк, предложенный бойцами для храбрости. Набрался смелости и снова тронул рану. В детстве мне часто накладывали швы, поэтому определить неглубокий характер раны большого труда не составило. Кровь была светлой. Вывод: осколок прошел по касательной.

– Меня ранило! – даже с каким-то восторгом закричал я ребятам. Рядом, у большого камня, валялся странный «огрызок». То ли камень, то ли железка. Я взял его в руки, но тут же отбросил. «Огрызок» оказался горячим и острым, как бритва. Это и был МОЙ осколок, чуть длинее спичечного коробка. Я подождал, когда он остынет и взял на память.

– Ничего себе! – произнес Рубик, склонясь надо мной и протягивая руку. – Идти сможешь?

Я приподнялся, сделал несколько шагов и уверенно сказал:

– Пошли.

Снаряд упал близко. Рубик спрятался за большим валуном, который принял на себя град камней и осколков. Из ближайшего кустарника выполз наш провожатый Акоп. Руки и лицо были в крови. Он показал приклад автомата, от которого осталась какая-то тощая деревяшка.

– Если бы не он, глаза наверняка лишился бы. Я им в самый последний момент лицо прикрыл.

Акоп перекрестился, потом перекрестил автомат и поцеловал его ствол. Мы продолжили спуск. По-мальчишески радуясь тому, что получил настоящее боевое крещение, я периодически прикладывался к ране. Диаметр темного пятна увеличивался.

– Да-а-а, здорово тебя зацепило, – заметил Сурик. – А ну, глянь, что у меня со спиной.

Сурик повернулся. В районе левой лопатки у него тоже была «пробоина». Я заглянул под «хэбэшку». Кровь шла, но не сильно. Приложил платок и подумал, что расслабляться нельзя. Надо поддерживать друг друга личным примером. И мы, подставляя друг другу локти, заковыляли дальше.

Внизу, под сопкой, сидел резерв. Снаряды сюда не падали: «Град» не способен бить навесом, как гаубица или миномет. Впрочем, подстраховаться лишний раз под обстрелом не мешает. Бойцы сгруппировались под днищем танка и позади него. Я копался в рюкзаке. Достал запасную рубашку.

– С боевым крещением! – улыбаясь, произнес Рубик. – Приедем домой, я тебе тельняшку подарю.

Мы погрузились в «буханку». По пути Рубик объяснял, в чем преимущество этого транспорта перед БМП или танком. На такую машину противник внимание может не обратить, а бронетехнику постарается уничтожить. Ехать, впрочем, пришлось недолго. У села Мецшен по рации поступило сообщение, что тяжело ранен наш знакомый Гарегин. Осколок пробил легкое. Нас попросили сойти и подождать другую машину. «Буханка» развернулась и помчалась к сопке.

– Постреляем? – предложил Рубик, расставляя на пне двух- и трехлитровые банки, которые на обочине, видимо, оставили беженцы…

Лучшим стрелком оказался Сурик.

– Это у меня с бодуна рука дрожит, – так объяснил Рубик причину своих промахов и отказался дальше участвовать в состязаниях.

Машина пришла часа через два. Водитель поинтересовался насчет наших коллег – Бакура и Володи.

– С писателя – магарыч. Я его блокнот нашел!

Во дворе госпиталя на костре стояла большая кастрюля. Поместив в кипящую воду круглую герметизированную металлическую коробку, санитары стерилизовали инструменты. Нам объяснили, что придется подождать: сейчас оперируют Гарегина, потом его срочно отправят в Степанакерт. Госпиталь представлял собой обычный частный дом. Его выбрали из-за удобного местоположения и большого количества комнат. Рядом курили двое. Разговорились. Левон и Самвел оказались из спасательной службы, приданной госпиталю. Оба фельдшеры, но стрелять на поле боя им приходиться не реже, чем оказывать первую помощь.

– Это чем, пулей или осколком? – спросил один из двух хирургов, рассматривая рану.

– Осколком. В кармане лежит, – ответил я, лежа на операционном столе.

Врач приступил к работе. Обработал рану перекисью и стал накладывать швы. За его спиной появились вооруженные бойцы.

– Кто тут хирург?! – громко спросил один из них. – Надо срочно резать ногу. У пленного гангрена.

Пленный

Он лежал на носилках у входа. Голый торс, сломанный передний зуб, короткая стрижка. Присев на корточки, с ним беседовал знакомый нам командир – Самвел Нанагулян. Допрос шел на азербайджанском. Правая нога пленного как-то неестественно свисала с носилок. Сапог был разорван. Чуть выше щиколотки зияла огромная рана, в которой копошились черви. В нос сразу ударил запах гноя. Кость явно была перебита. Стопа держалась на мягких тканях. При этом удивляла невозмутимость парня. Он не морщился. Спокойно отвечал на вопросы. Взял предложенную сигарету. Закурил. Тем не менее, медсестра сделала обезболивающий укол.

– Где вы его нашли? – спросил я бойца с черной повязкой на голове.

– Его Элен в лесу обнаружила. Слышим, кто-то кричит, зовет на помощь. Смотрим – лежит под ветками. Его во время отступления замаскировали. Командир взял автомат и пообещал вернуться. Так он и пролежал несколько дней. Не ел, не пил. Нас увидел – побледнел. При обыске в кармане нашли пачку патронов – 7,62. Побили слегка. Ведь наверняка же стрелял в наших.

– А почему он раздетый?

– «Афганку» мы сняли, чтобы ногу прикрыть, когда в «Урал» грузили. Ее по дороге ветром сдуло.

Допрос подходил к концу. Я подошел ближе и спросил:

– Как тебя зовут?

Пленный вопросительно посмотрел на допрашивавшего офицера.

– Он не понимает по-русски. Хочешь, переведу? – предложил офицер. Я кивнул.

Его призвали три месяца назад и сразу отправили на фронт. Теймуру Ширмамедову шел 19-й год. Родом из села Мурузалы Имишлинского района. Отец – простой сельский житель. По возвращении из армии хотел стать учителем, как старший брат. Любопытно, что до призыва он совершенно не знал, что такое Карабах, где он находится и кто там живет.

– Когда я увидел армян – очень испугался. Но потом подумал: они же тоже люди и попросил воды…

Медсестра принесла тарелку каши и стакан чая. На смуглых щеках больного проступил румянец. Он даже попросил добавить сахар, за что получил легкий подзатыльник от разведчицы Элен.

– Смотри, уже наглеет! – произнесла она. – Ты что думаешь, на курорт мы тебя привезли?

В коридоре госпиталя между тем разведчики громко спорили с главврачом. Они настаивали, чтоб хирург немедленно приступил к ампутации, но тот не соглашался. Объяснял, что материалов не хватает. Их надо беречь для своих бойцов, а пленного следует везти в Степанакерт. Пусть ампутируют там. Разведчики не сдавались и настаивали на операции. Такое заботливое отношение к пленному мне показалось искренним проявлением гуманности. Но старый санитар, заметив мое восхищение, объяснил, что у Элен брат в плену, и этого раненого мальчишку, возможно, удастся обменять на него:

– Теперь пленный – ее собственность.

Я разговорился с Элен. На ней был боежилет и тельняшка, в руках автомат. Хотя еще год назад ее спецодеждой был белый халат, а местом работы – «Скорая помощь». Когда ей было два года, родители переехали в Армению из Греции. Отец Элен – грек по фамилии Вахас, но она носила материнскую – Манукян. Ей было 25 лет, но выглядела она намного старше. Закончила ленинградский мединститут и очень хорошо говорила по-русски.

Пленный с виду казался безобидным, но она продолжала видеть в нем врага. Рассуждала: раз у него были патроны, значит, был и автомат. А раз было оружие, значит – стрелял. А раз стрелял, значит – убивал.

– Переведите ему, сейчас уши буду резать! – крикнула в его сторону Элен и достала из кожаных ножен большой охотничий кинжал. Ему перевели. У мальчишки задрожала челюсть, и почти сразу потекли слезы. Элен усмехнулась. Это был устрашающий трюк.

– Ты его не жалей! – повернулась Элен ко мне. – Пусть говорит правду. Если умирать, так с музыкой, а он как пресмыкающееся себя ведет.

– Но он же совсем молодой…

– Такие, как он, молодые облили моего раненого брата бензином и заживо сожгли. Пока жива – буду мстить! Не верь, что он дома расскажет, как его тут сладким чаем угощали, кормили. Я клянусь, что ногу ему хирург отрежет почти у основания! Протезов таких не найти. Будет всю жизнь мучиться и помнить нашу встречу!

В послужном списке Элен это был не первый пленный. Самый титулованный «живой трофей» – Шакир. По ее словам, сын одного из командиров азербайджанского ОМОНа. Месяц назад его обменяли на 23 человека. Элен говорила о нем без сарказма. На допросах молчал. Заговорил только тогда, когда началась «ломка» и ему пообещали дозу. Бывали у нее и промахи. В день ГКЧП, 19 августа 1991 года, по рации вышла на вражескую волну. Разговор завязался с азербайджанским разведчиком. Поругалась и решила выяснить отношения лицом к лицу. Назначила «свидание» в нейтральной зоне, но противник оказался хитрее и взял ее в плен. Смелость Элен оценили по достоинству.

– Командир по имени Али всех предупредил, чтобы ко мне не прикасались. Издевались, правда, морально. Но пальцем не тронули.

Через 15 дней ее обменяли. Пережитые унижения и трагическая гибель братьев снова привели ее в разведроту. Подключившийся к разговору боец с черной повязкой сказал, что в бою она беспощадна. В роте ее даже назвали садисткой.

– Это Вовкины слова. Говорит: убивайте, но не режьте. А я ему: если твои родные погибли бы мучительной смертью, то и ты бы так поступал. Хотя сейчас мне даже немного больно, что я дала подзатыльник этому жалкому мальчишке. Он же не на поле боя… 

Отряд

Утром мы с Рубиком вышли в центр села, чтоб найти отряд, выезжающий на позиции. Здесь стоял переполненный бойцами «КамАЗ». Машина не впечатляла. Вместо покрышек и камер на двух колесах было какое-то резиновое отрепье.

– Ты не волнуйся, у нас водитель – ас! – крикнули мне из машины.

Водитель курил, облокотившись на кузов. Рукава на «афганке» были срезаны, и на правом плече выступали две голубые скрещенные пушки. Такую татуировку в Советской армии кололи дембеля-артиллеристы.

– Залезайте, скоро поедем, – сказал он, растаптывая окурок.

Вскоре появился командир – Павел Ерицян. На голове была черная повязка с названием отряда – «Ашот Еркат» («Ашот Железный». – Авт.). Так звали средневекового армянского царя. Мы тронулись. Из всех бойцов внимание сразу привлек высокий парень с нетипичной для кавказцев прической. Посередине волосы торчали хохолком, а кругом были выбриты под ноль. Как у «панков». В отличие от других, у него не было ни автомата, ни боежилета, ни ремня. Форма – грязная, а на ногах – дырявые ботинки, надетые на босую ногу. В его адрес бойцы постоянно отпускали колкие шутки.

– За что вы так его?

– Это Ашхарбек («властитель мира») или сокращенно – Алик. Он – «чмо». Во время боя сбежал. Его к нам «сослали». Вообще-то он из другого отряда.

– Вы уверены, что он трус?

– Говорит, что пошел за патронами. Врет, скорей всего, иначе не дал бы себя унижать. Разбираться будем потом, а пока он на кухне прислуживать станет.

В отряде были две девушки. Хрупкая Лена, приехавшая к любимому парню из Екатеринбурга, и здоровенная Сусанна. Бой-баба, беженка из Баку. Обеим с вида было едва за двадцать. У Лены через плечо висела медицинская сумка. Всю дорогу она молчала, крепко обняв своего любимого Самвела. Сусанна, наоборот, не умолкала. Ходила вдоль и поперек через рассевшихся и разлегшихся на борту трясущегося «КамАЗа» бойцов. Размахивала автоматом, просила закурить, шутливо дралась и бранилась. Сусанна хоть и была армянкой, плохо владела родным языком. Для большинства беженцев это было типичным. В Баку все говорили по-русски. Помимо нее, в отряде было еще несколько бакинских ребят. Самвел – возлюбленный Лены, считался первоклассным пулеметчиком. Спустя годы, когда война прекратилась, он как-то зашел к нам на студию. Вместо ноги был протез. Ранение получил за два месяца до перемирия. Был в отряде и доброволец из Ставропольского края – Арам.

Отряд расположился в Магавузе. Под казарму выбрали дом на окраине села. У дороги, ведущей к позициям. На следующий день бойцам предстояло заступить на боевое дежурство в песчаном карьере. Позади высоты с телевышкой. Оттуда в случае прорыва противника им предстояло выдвинуться и организовать заслон. Пока же ребята готовились к ужину и ночлегу. Бойцы разбрелись по селу. Искали то, что можно приспособить под подстилку. Нашли огромный стог сена. Старшина, по прозвищу Цо (так друг к другу обращаются жители города Гюмри, бывшего Ленинакана), предложил расстелить его в доме. Больше ничего полезного в разбитых домах не нашлось. После путешествия на «хромом» грузовике, я почувствовал, что рана стала кровоточить. Лена предложила обработать ее йодом.

Передовая

Утром выдвинулись на рубеж. День начался скучно. Издали доносился гул редких разрывов. Солнце жгло все сильнее. Два бойца расположились в тени под танком и пели песню. Про семерых всадников, спустившихся с гор. Другие укрывались от лучей в глубине карьера. Лена заботливо зашивала «афганку» Самвела. После коллективного обеда началось первенство отряда по коротким нардам. Играли на башне танка.

– Принимайте подкрепление, – обратился к нам приехавший из штаба на «УАЗе» Павел и указал на сидевших в машине Бакура с оператором и незнакомого русского парня с видеокамерой. Вася Копыл представлял московскую телекомпанию «АТВ». Он рассказал, что два дня назад подразделение, с которым передвигалась их съемочная группа, попала в засаду. Напарник – Тарас – получил ранение в ногу и находится в Степанакертском госпитале.

Ночью нас поднял Павел. Он прибыл из штаба, где ему поставили боевую задачу.

– Всем на танк! – приказал он. – Вещмешки оставляйте здесь. Старшина покараулит. Выдвигаемся в Мохратаг!

В соседнее село въехали при свете танкового прожектора. Расположились в безлюдном доме. На рассвете должны были пойти на прорыв.

Настало утро, но отряд продолжал пребывать в томительном ожидании. Прошел слух, что операция откладывается на сутки. Появился Павел.

– Азеры начали наступление раньше нас. Рвутся к Сарсангской плотине. Большие силы подтянули и к телевышке. Сейчас выдвигаемся туда. Делитесь на две, нет, на три группы. Командир одной – Самвел. Другой – Сако. Третьей – Арсен.

Павел всех попросил построиться. Сказал, что сам идет в разведку и ему нужно несколько человек. Выбрал шестерых, в числе которых была и Сусанна. С Павлом вызвались идти писатель Бакур и оператор Володя.

– А ты куда? – спросил я Васю.

– Не знаю…

– Мы на сопку. По ней вертолеты работают. Может удастся снять, как наши «Кобру» подобьют.

– Нет, лезть не стоит. Я в Анголе служил. Видел, как с вертолета х…рят. Страшное дело! Сам не пойду, и вам не советую.

Вася попросился в группу Павла. Ему выдали автомат. Объяснили: для самообороны. Если будет стычка, то документы у него азербайджанцы проверить не успеют. К тому же раз он с армянами, значит, против них. Чтобы остаться живым, придется быстро бежать. В крайнем случае – отстреливаться. Вася подумал и взял автомат.

– Мало ли что может случиться…

Так наши пути разошлись. Мы с Суриком начали подъем на сопку. Отряду предстояло сменить другое подразделение.

В прошлый раз из-за ранения нам не удалось вдоволь настрочить видеоряд. На сей раз мы решили попросить бойцов залечь в окопах точно так, как во время боя. Кто-то даже стал показательно стрелять.

– Хоть бы предупредил! – возмущался Сурик, не успевший включить камеру. – Зря патроны истратил!

– Сейчас еще очередь дам. Ребята, подстрахуйте там!

Потом начались демонстративные перебежки и кувырки. В итоге получился цирк. Бойцы, копируя Рэмбо, изображали стрельбу по самолетам. Радовались как дети. Те же, кто наблюдал, ели сгущенку, улюлюкали и аплодировали. В ответ «артисты» кокетливо поклонились. После этого все угомонились. Как говорится, делу – время, потехе – час. Стали внимательно вникать в обстановку.

– Вон там БМП и танк стоят. Е…ть их в рот.

Оставшегося за командира Жору удручало то, что Павел не выходил на связь. Сквозь шипение рации звучали тревожные сообщения. На других направлениях шли ожесточенные бои. Противник применял танки и большое количество пехоты.

– Вон, вертолет появился! Расстояние 4-5 километров! Высота примерно 500 метров! – закричал наблюдатель.

Вдали засвистели ракеты.

– Близко! – истерично закричал Рубик и уткнулся головой в дно окопа. Я сидел рядом. Окоп был настолько глубок, что от снаряда трагические последствия могли быть только в случае прямого попадания. Короткое пребывание на передовой меня уже научило определять перелет по звуку. Поведение бывалого боевика меня насторожило. Если он суетится, значит, основания для беспокойства есть.

– Черт, не получается! – переживал Сурик.

Он хотел поймать в глазок камеры стреляющий вертолет. «Крокодил» выглядел серой точкой на горизонте.

Обстрел усиливался. Мы молчали. Прислушивались к залпу ракет…

– Уходим, вставайте! – заглянул в окоп Жора. – Азеры прорвали фронт и выходят к Магавузу. Надо успеть, пока не попали в окружение.

Высоту оставили без единого выстрела. В действиях бойцов появилось беспокойство и растерянность.

Стоявшие у подножья «КамАЗ» и БМП куда-то исчезли. Их экипажи по рации давали нечеткие координаты. Бойцы матерились. Взвалив на плечи тяжелые цинки с патронами и оружие, ребята свернули с дороги и пошли через густой и колючий кустарник. Так многочисленный отряд предполагал раствориться в зарослях, чтоб не оказаться на ладони у неприятеля. С минуту на минуту на высоте должны были появиться азербайджанцы…

– Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое, – на ходу нашептывал дулу автомата один из бойцов.

Отряд обогнул холм, заслонивший опасную высоту. Здесь пряталась и наша техника. Жора связался с командованием.

– Все, – произнес он. – Мы в окружении. Машину и БМП придется взрывать.

Экипаж бронемашины запротивился. Предложил идти на прорыв. Где неприятель, точно не сообщалось. Предположили, что на одной из сопок у маячившего невдалеке села Магавуз. Там, кстати, остались наши рюкзаки с кассетами, вещами и документами…

Бээмпэшники завели машину, выкатились вперед и произвели серию выстрелов по высоте. Оттуда не ответили. Отряд посетило вдохновение. Бойцы решили выйти на дорогу и двинуться к окраине села. Примерно через час за поворотом встретили знакомый потрепанный «КамАЗ» и старшину Цо, раненного в плечо.

– Я едва успел накидать все ваши вещмешки в кузов, как начался обстрел. Меня осколком зацепило. Еле вырвались, но в село пехота пока боится заходить, – выпалил Цо.

Жора снова связался со штабом и доложил обстановку. Отряд получил приказ занять позиции чуть выше села и приготовиться к отражению танковой атаки. Мы с Суриком переглянулись.

– Надо возвращаться, – констатировал я. – Тебя рана не беспокоит? А ну, повернись!

У Сурика тоже началось кровотечение. Жора, заметив, как мы показываем другу другу окровавленные повязки, сказал:

– Все, ребята, спасибо. Отправляйтесь в госпиталь. Делать вам тут больше нечего.

Мы попрощались с бойцами и залезли в «КамАЗ». К полуночи мы добрались до бывшего пионерлагеря «Аладжан», на побережье водохранилища. Здесь располагалась база сил самообороны.

Лагерь

В лагере царила рабочая суета. Нас перевязали в медпункте и показали, где находится столовая. За одним из столиков сидела группа знакомых бойцов из отряда Павла. Это были ребята, получившие ранения и доставленные сюда в течение дня. Они внимательно слушали Унана. Одного из тех, кто ушел с Павлом.

– На нас танки пошли. Мы долго вели с ними бой. Но когда из гранатомета стрелять стало не чем и закончились ручные гранаты, Павел приказал мне уходить.

– И ты ушел?

– Но ведь он приказал… Я сопровождал операторов, Володю и Васю. На обратном пути мы столкнулись с азерами. Вася пропал…

– И вы не стали его искать?

– Они были близко, и их было много. Мы побежали….

Вскоре в столовой появился наш друг Рубик. Он и еще несколько разведчиков пытались пробраться к месту, куда ушел Павел. Ребята оживились.

– Близко подойти не удалось. Азеры уже заняли эту позицию. В бинокль мы увидели, что Павел лежал и не двигался.

– Может, он ранен?

– Не знаю. Самое обидное, что мы не смогли спасти Сусанну. Мы видели, как над ней издевались. Ее окружили несколько человек. Она отбивалась автоматом. Видимо, израсходовала в бою все патроны. Сначала били прикладами. Потом повалили на землю и стали бить ногами, срывать одежду и куда-то поволокли. Постараемся пробраться туда еще раз. Может быть, удастся найти хотя бы тела…

Ребята молча сжимали кулаки, хватались за голову. Нервно теребили в руках сигареты. Бойцы пили водку и почти не закусывали.

– Значит так, на рассвете пойдем все вместе! – оживился пулеметчик Геворг, у которого было перевязано плечо. – Неожиданно атакуем позицию. Мы должны достойно похоронить командира. Если надо – погибнем, но вытащим.

За столом зазвучал одобрительный гул. На войне каждый допускает мысль о гибели. Ужасно то, что можешь остаться гнить в чистом поле… Позже я узнал, что тела Павла и Сусанны тогда так и не удалось найти.

А через несколько лет, у входа в Останкино, я столкнулся с человеком, лицо которого мне показалось очень знакомым. Обернулись почти синхронно. Сомнения, однако, пересилили. Я пошел дальше. И только вечером меня осенило: это был Вася Копыл


Дмитрий Писаренко

Источник: www.sovsekretno.ru
Категория: Карабах | Просмотров: 1434 | Добавил: ANA | Теги: МОЙ КАРАБАХ | Рейтинг: 3.0/2
Share |
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
АРМЯНСКИЙ ХЛЕБ

Календарь
«  Май 2011  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
      1
2345678
9101112131415
16171819202122
23242526272829
3031

Поиск

АРМ.КЛАВИАТУРА

АРМ.ФИЛЬМЫ ОНЛАЙН

АРМЯНСКАЯ КУХНЯ

Читаем

Скачай книгу

ПРИГЛАШАЮ ПОСЕТИТЬ
Welcome on MerHayrenik.narod.ru: music, video, lyrics with chords, arts, history, literature, news, humor and more!






Архив записей

Copyright MyCorp © 2024 Бесплатный хостинг uCoz