 На страницах ИА REGNUM продолжается ожесточенная полемика о событиях истории Карабаха, как новейшей, так и давней. Большинство публикаций на эту тему насыщено любопытным фактическим материалом, но его интерпретации представителями обеих сторон подчас имеют очень мало общего с поиском чистого и беспристрастного исторического знания. Не нужно питать иллюзий: мы наблюдаем тяжбу за землю, и одним из аргументов в этой борьбе являются как раз ссылки на события прошлого, в том числе и давно минувшего. Русскому историку не стоит лишний раз вмешиваться в вендетту двух закавказских народов, чтобы на своем профессиональном поле не уподобляться благородному Меркуцио, который встрял между сражающимися Монтекки и Капулетти и с горькой мукой воскликнул потом: "Чума на оба ваши дома!".
Однако иногда возникают такие ситуации, когда русский историк не может остаться равнодушным наблюдателем чужой словесной распри. В нашем случае это происходит тогда, когда одна из сторон полемики, желая изыскать новые доводы в пользу своих "безусловных" и "исключительных" прав на Карабах, пытается делать это за счет очернения исторической российской государственности, доблестной русской армии и ее военачальников.
30 июля 2011 г. ИА REGNUM опубликовало статью профессора, доктора исторических наук Джамиля Гасанлы "Присоединение Карабахского ханства к Российской империи: Исторические реалии и мифы". Приводимые в ней факты извлечены из опубликованных источников и не представляют научной новизны. По существу подбора материала и, особенно, по своей тональности, эта статья представляет собой классический "антиколониальный" и антиармянский всхлип на тему безвременной гибели "чисто мусульманского", "чисто тюркского" Карабахского ханства, поглощенного злокозненной имперской Россией в начале XIX века. На периферии пространства бывшей Российской империи мы наблюдаем немало таких плакальщиков-обвинителей от молодых национальных историографий, и полемика с ними не кажется достойным нас занятием. Армянские коллеги, безусловно, найдут, что по существу ответить Гасанлы на его рассуждения о тюркской и мусульманской монолитности Карабаха.
Нам можно было бы и не тратить время на споры с доктором исторических наук, апеллирующим к "научному" авторитету беллетриста В.С. Пикуля. Однако в статье профессора Гасанлы наше внимание невольно привлек один пассаж: "В 1806 году, когда Иран предпринял наступление на Шушу, начальник гарнизона крепости майор Лисаневич, остерегаясь неожиданных действий Карабахского хана, перебил всю семью Ибрагим Халил-хана, за исключением одного сына - Мехти Кули-аги". Из этой как бы походя сказанной фразы непосвященному читателю можно сделать вывод, что русский военачальник просто из каких-то абстрактных опасений совершил бессудное убийство законного правителя Карабахского ханства, признавшего власть России над собой. Причем не одного лишь Ибрагим-хана, но и всего его семейства. То есть можно заключить, что речь в данном случае идет или о тяжком преступлении командира русского гарнизона, или же, если зайти еще дальше, о жестоком вероломстве российской имперской власти, годом раньше принявшей хана Карабаха под свое покровительство, а затем без всякого повода убившей его.
В азербайджанской исторической публицистике вообще можно найти целый пласт кликушества на тему этого мнимого злодейского "военного преступления" русских против Карабахского ханского дома. К примеру, "палачом азербайджанского народа" назвал Лисаневича Эльдар Амиров в статье "Прелюдия трагедий Карабаха: Расстрел правителя Ибрагим-хана и его семьи" [1news.az. 19.04.2011]. Этот и подобные истерические выпады нам не стоит оставлять без внимания, так как они непосредственно затрагивают честь и доброе имя солдат и командиров русской армии.
В действительности, история гибели Ибрагим-хана, хотя еще и не вполне изучена, все же неплохо известна исследователям. И доступные материалы позволяют нам, даже без дополнительных архивных изысканий, предложить читателю свою версию тех событий. Основными источниками нам послужат 3-й том "Актов, собранных Кавказскою Археографическою комиссиею" (Тифлис, 1869; здесь далее АКАК), а также 3-я часть не столь широко известной "Истории 13-го Лейб-Гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет (1642-1892)" (СПб., 1893). Автор последнего труда, Генштаба генерал-лейтенант Павел Осипович Бобровский, в своей работе широко использовал документы архива штаба Кавказского военного округа. В 1806 году именно воины 17-го Егерского полка, из которого позднее был образован Эриванский гренадерский полк, сыграли ключевую роль в событиях, приведших к смерти правителя Карабахского ханства. Труд Бобровского содержит ряд ценных фактов, извлеченных автором из архивных документов. К примеру, до сих по не было никакой ясности в вопросе о дате смерти Ибрагим-хана. Азербайджанская и русская Википедии обозначают ее днем 18 июля 1806 года, без ссылок на источник. Однако в книге Бобровского со всей ясностью говорится, что правитель Карабаха был убит в ночь на 27 мая 1806 года. [Бобровский П.О. История 13-го Лейб-Гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет. (1642-1892). Ч. 3. СПб., 1893. С. 245. Здесь далее - Бобровский].
Итак, каковы же были обстоятельства смерти второго правителя Карабахского ханства из дома Джеванширов, Ибрагим Халил-хана?
***
Шел 1806 год - третий год русско-персидской войны 1804-1813 гг. Численно слабые русские войска в Закавказье действовали оборонительно против значительно превосходящих персидских сил. В кампанию 1806 года военные действия в Карабахе открылись в конце мая, когда персидские войска переправились через Аракс и начали движение к столице ханства - крепости Шуша. Правитель Карабахского ханства Ибрагим Халил-хан (1732-1806) по Кюрекчайскому договору 14 мая 1805 признал над собою власть Российской империи. Однако он сохранил тесные связи с Ираном; один из его сыновей, Абул-Фетх, вступил на землю Карабаха во главе двухтысячного персидского отряда, который составлял авангард главных сил шах-задэ (престолонаследника) Аббас-мирзы.
Согласно Кюрекчайскому договору, в Шуше, этой стратегически важной крепости, был размещен русский гарнизон силой до 500 человек. Его составлял батальон 17-го Егерского полка под командованием майора Лисаневича. Дмитрий Тихонович Лисаневич (1780-1825), отпрыск бедной воронежской дворянской семьи, был героем штурма Гянджи в 1804 году. Тогда во главе штурмующего батальона он первым поднялся на крепостную стену, за что был награжден орденом Св. Георгия 4-го класса.
В мае 1806 года, за несколько дней до своей гибели правитель Карабаха Ибрагим Халил-хан - генерал-лейтенант русской службы - со всем своим семейством и свитой "под предлогом воздуха" (то есть якобы из-за наступившей жаркой погоды) выехал из Шушинской крепости в расположенное в 4 верстах от нее место, которое в русских источниках называется Мирза-Али-Беков Сенгир. [Бобровский. С. 245]
По версии группы шушинской знати, вскоре после того жаловавшейся властям на майора Лисаневича, Ибрагим-хан покинул Шушу из-за недовольства распоряжениями русского военачальника: "Лисаневич и Джораев, не могши обойтиться с народом, поступали с ним худо, притесняя подданных, и не действовали по трактату и без ведома нашего входили в некоторые дела здешние, которые не касались до них. Покойный Ибрагим-хан же, будучи огорчен такими поступками их, велел разбить палатку за крепостию и остановился там с одною женою и тремя сыновьями, а остальные жены и дети находились в крепости, но чрез каждые 2 или 3 дня ездил он в крепость и оттуда в свою палатку" [Донесение шушинских старшин и жителей, 1806 года // АКАК. Т. 3. № 624].
Сегодняшние азербайджанские эпигоны тех жалобщиков из Шуши также подчеркивают, что Ибрагим-хан разместился в своей летней резиденции, неукрепленном месте, где он жил просто в палатке, с женой и детьми. Однако историк генерал П.О. Бобровский называет это место "замком"; а в документах Кавказской Археографической комиссии говорится о "крепкой позиции", "крепостце".
По версии русской стороны, уже к моменту выезда из Шуши Ибрагим-хан был настроен изменнически, и покинул он свою столицу, занимаемую егерями Лисаневича, как раз для того, чтобы беспрепятственно поддерживать связь с персидскими войсками, в частности, со своим сыном Абул-Фетхом. Оседлым жителям Карабахского ханства он приказывал оставаться на своих местах, не опасаясь персидского вторжения, а кочевым татарам посылал распоряжение собираться вооруженными в условленное место в горах близ Шуши, куда должен был прибыть и Абул-Фетх с 2000 персидских воинов.
Кстати, примечательно, что уже после гибели Ибрагим-хана его сторонники из числа шушинских жителей в жалобе к русским властям были вынуждены признать тот факт, что их покойный правитель действительно имел сношения с персидским войском. Объяснение этому давалось простое - хан желал избежать разорения своих владений и уничтожения урожая нового года. Для этого, дескать, он и посылал своих людей к Аббас-мирзе [Донесение Шушинских старшин и жителей, 1806 года // АКАК. Т. 3. № 624].
Сведения обо всем этом Лисаневич получал из разных источников - от посланных за границу лазутчиков, от армянского мелика Джимшида, от многих жителей Карабаха и, главное, от ближайших родственников самого хана. Вначале Лисаневич пытался действовать дипломатическими методами. По его собственным словам, он посылал к Ибрагим-хану его сына Мехти-Кули-агу и внука Джафар-Кули-бека, чтобы они уговорили того прекратить сношения с неприятелем и вернуться на российскую сторону. Лисаневич докладывал: "Как по сим случаям измена оказалась явною, то я послал для уговора оного сына его Мехти-агу и внука Джафар-Кули-бека, с тем чтобы он, разруша все с Персиянами связи, возвратился бы со всем семейством в крепость, которые, пробыв там большую часть дня, сначала возвратившийся Джафар-Кули-бек объявил мне, что он хотя несколько раз уговаривал хана отстать от Персиян, но кроме брани Русских он ничего от него не слыхал и сверх того хан его убедительнейше просил, чтобы он постарался зазвать в дом меня к себе и, поймавши там, отдать ему и также выкрасть брата своего Шукур-Уллаха, находящегося в аманатах в Елисаветполе, отчего-де я ему отказался; сверх сего объявил, что [в] нынешнюю ночь или хан уйдет к Персиянам или Персияне с ним соединятся, после чего прибывший Мехти-ага также объявил, что он сколько ни старался уговаривать хана, но хан ни на что не соглашается и явно уже принял сторону Персиян" [Подполковник Д.Т. Лисаневич - генерал-майору П.Д. Несветаеву. Рапорт. 4 сентября 1806 г. // АКАК. Т. 3. № 610].
В пользу достоверности этих сведений от сына и внука Ибрагим-хана говорит то соображение, что Лисаневич навряд ли стал бы докладывать начальству об этой дипломатической миссии Мехти-Кули и Джафар-Кули к их отцу и деду, если бы у него не было уверенности, что хотя бы один из них (или же другие свидетели) подтвердит изложенные факты. Это ожидание Лисаневича вполне сбылось. В действительности, Мехти-Кули-ага, заняв место отца на престоле Карабахского ханства, начал обвинять Лисаневича в преступном превышении полномочий и убийстве Ибрагим-хана. Однако в то самое время между Мехти-Кули-агой и его племянником, Джафар-Кули-беком, разгорелась ожесточенная борьба, одной из причин которой стало то, что, как говорилось в переписке русских военачальников на Кавказе, Джафар-Кули не хотел позволить своему дяде "закрыть измену Ибрагим-хана" [Подполковник П.С. Котляревский - генерал-лейтенанту барону И.К. Розену. Рапорт. 6 октября 1806 г. № 271 // АКАК. Т. 3. № 615].
Итак, повторим еще раз бесспорные факты: в мае 1806 года Карабахское ханство подверглось нашествию вражеского войска, персидская конница могла появиться близ Шуши в любую минуту, а правитель ханства Ибрагим-хан, "верный" вассал России и генерал-лейтенант русской службы, не то из-за жары, не то из-за недовольства распоряжениями Лисаневича, в те дни покинул свою столицу - Шушинскую крепость - и разместился в палатке на открытой местности недалеко от города. "Что это - глупость или измена?", - спросил бы здесь один деятель из другой эпохи русской истории. Нам же ответ представляется ясным: Ибрагим-хану можно с уверенностью приписать измену, а вот его азербайджанским апологетам - глупость. И даже если "регифугия" Карабахского хана имела целью занятие выжидательного нейтралитета, со стороны русских властей в тех условиях это выглядело как абсолютно нелояльное действие, и они имели полное право на решительные превентивные меры. Ибрагим-хан отвечал отказом на все доводы Лисаневича; его злая воля стала несомненна для командира русского гарнизона Шуши. И тогда он стал действовать жёстко. Взяв с собой 100 егерей 17-го полка, Лисаневич в ночь на 27 мая вышел из Шушинской крепости и подошел к месту нахождения Ибрагим-хана.
Имеющиеся версии того, что произошло затем, очень сильно разнятся между собою. По одной из них, русские солдаты хладнокровно устроили жестокую бойню ни в чем неповинных людей, даже не пытавшихся сопротивляться. Группа влиятельных жителей Шуши в своей коллективной жалобе писала: "Майор Лисаневич и милахвар [так в документе; "милахвар" - грузинский дворянский титул. Возможно, речь идет о майоре Джораеве, втором по старшинству русском офицере в гарнизоне Шуши. - В.К.], нечаянно взяв войско, в полночь пошли на хана, прежде убили его, а потом жену, сестру Али-ханову, одну дочь и сына его и там спрятавшихся до 30 чел. чиновников и родственников убили всех их; все имение их деньгами и вещами, уборы и палатки ограбили и расхватали, приведя тем нас и соседей наших в отчаяние" [Донесение Шушинских старшин и жителей, 1806 года // АКАК. Т. 3. № 624].
Жаловался на Лисаневича и сын убитого хана Мехти-Кули-ага, наследовавший престол своего отца. Лисаневич прежде считал его сторонником русского дела, однако ему пришлось убедиться, что новый правитель Карабаха стал его личным кровным врагом. Лисаневич объяснял это приверженностью Мехти-Кули "Мухаммеданским" правам [Подполковник Д.Т. Лисаневич - генерал-майору П.Д. Несветаеву. Рапорт. 4 сентября 1806 г. // АКАК. Т. 3. № 610].
Русские военные власти очень внимательно относились ко всем подобным жалобам местных жителей на русских офицеров. В тревожное и смутное военное время такая история требовала показательного разбирательства. Еще не собрав всех сведений и не выслушав версию самого обвиняемого, главнокомандующий войсками в Грузии и Дагестане граф И.В. Гудович писал в отношении на имя министра военно-сухопутных сил С.К. Вязмитинова: "По рапортам, мною полученным от командующего войсками в Грузии ген.-м. Несветаева, открывается, что 17-го Егерского полку подполковник Лисаневич и бывший с ним майор Джораев, без побудительных причин, с отрядом егерей учинили нападение на Ибрагим-хана Шушинского, который, не имев при себе войска, кроме прислужников 35 чел. мужеска и женска пола и 1 жену с 3 малолетними детьми, находился по сю сторону крепости Шуши близ садов, на горе без всякого укрепления, и сам вышел из палатки навстречу отряда, не сделав ни одного выстрела; но егеря начали стрелять и колоть штыками, где Ибрагим-хан убит и все бывшее с ним имение досталось в добычу учинивших нападение" [Генерал граф И.В. Гудович - С.К. Вязмитинову. 21 августа 1806 г. № 19 // АКАК. Т. 3. № 605].
Далее Гудович сообщал, что эти сведения основывались на дошедших до него слухах, письме Мехти-Кули-аги и на коллективной жалобе группы жителей Шуши (цитированной выше). Примечательно, что, как писал Гудович, все эти данные в его глазах отнюдь не являлись доказательством виновности Лисаневича. Однако он всё же счел необходимым "нарядить произвести формальное следствие, дабы показать чрез то наипаче родственникам оного Ибрагим-хана и прочим покорившимся народам, то сила законов и правосудие Е.И.В. нигде не дают места преступлениям и доставляют всегда справедливую защиту" [Там же].
На следующий же день после смерти Ибрагим-хана в Карабахе начались полномасштабные военные действия между русскими и подошедшими персидскими войсками. Лисаневич оказался с головой погружен в руководство боевой деятельностью вверенных ему сил, и у него просто не было времени для того, чтобы защищать и оправдывать себя перед начальством [Генерал-майор П.Д. Несветаев - генерал-лейтенанту Г.И. Глазенапу. Рапорт. 18 июля 1806 г. № 1739 // АКАК. Т. 3. № 602].
Лишь три месяца спустя после смерти Карабахского хана Лисаневич смог дать письменный ответ на возведенные обвинения в свой адрес. В рапорте на имя генерал-майора Несветаева от 4 сентября 1806 года он так излагал события той кровавой майской ночи:
"И так, не имевши уже никакой надежды привесть хана в раскаяние, решился [я] в ночное время атаковать его и, ежели можно, захватить живого и, назнача для сего 100 чел. егерей при пристойном числе офицеров, пошел сам с ними для произведения в действо; в крепости же приказал умножить по воротам и проломам караул, а остальным людям собраться к артиллерии; идущим для атаки офицерам и людям приказал, дабы отнюдь не стреляли прежде неприятеля и по приближении знающим язык кричали бы, чтоб они, не стреляя, сдались бы с ханом. Я пошел атаковать совсем другою дорогою и не той, которая прямо идет из крепости к ним и где у них были караулы, и не прежде они нас открыли, как подойдя менее ружейного выстрела, и тут они, сделавши крик, пустили по нас сильную стрельбу. Я сколько ни кричал им, также и другие, уговаривая их не стрелять и сдаться, но они все упорно продолжали стрелять и ранили егеря, который чрез несколько дней и помер. За дерзость сию я приказал егерям выстрелить и броситься на них; егери с храбростию сие выполнили и в миг изменники были сбиты с крепкого их места, а хан с несколькими человеками остался убит пулею на месте, прочих преследовали егеря по кустам и оврагам; сын его, дочь и жена, умершие от раны, не иначе могли быть ранены, как смешаясь при побеге с прочими в толпу, в кустах, от темноты ночной не были узнаны; вещи изменников, оставшиеся в их палатках, яко добычу чрез оружие взятую и коей немного и было, отдал я в пользу солдат, но лучшие их вещи были унесены при начале дела их служителями, из коих Мехти-ага многое после отыскал" [Подполковник Д.Т. Лисаневич - генерал-майору П.Д. Несветаеву. Рапорт. 4 сентября 1806 г. // АКАК. Т. 3. № 610].
По данным Бобровского, сын убитого правителя Ханлар-ага сумел ускакать с группой вооруженных всадников [Бобровский. С. 245].
Как сообщал далее в том же своем рапорте Лисаневич, тут же в ханском лагере он получил известие от Муганлинского бека о том, что двухтысячный персидский отряд во главе с Абул-Фетхом, которого дожидался Ибрагим-хан, находился уже совсем близко. Лисаневич поспешил вернуться в крепость, куда и прибыл на рассвете. Почти тотчас же в двух верстах от Шуши показалось персидское войско. Лисаневич выступил против них со 150 егерями и конной карабахской милицией. Узнав от беглецов об участи Ибрагим-хана и его окружения, персидский авангард отступил, не приняв боя.
В своем рапорте Лисаневич особо подчеркивал, что он действовал, исходя из факта несомненной измены Ибрагим-хана, и что, избери он иную линию поведения, военные последствия могли бы быть катастрофическими для русского присутствия в Карабахе. Он писал "Сверх сего долгом поставляю упомянуть, что ежели б Ибрагим-хан [в] ту ночь яко изменник не получил бы должного возмездия, то на другой бы день Шушинская крепость должна быть в осаде от Персиян и изменников Карабагских; Аббас-мирза, переправившийся уже Аракс, мог бы прийти также оттудова в 2 марша; в гарнизоне Шушинском провианту совсем не было, да и у служителей. На верность Ибрагим-хана сына Мехти-аги с его Татарами полагаться никак нельзя было, коих число гораздо превосходнее в крепости, нежели Армян" [Подполковник Д.Т. Лисаневич - генерал-майору П.Д. Несветаеву. Рапорт. 4 сентября 1806 г. // АКАК. Т. 3. № 610].
Версии Лисаневича и его обвинителей выглядят как практически взаимоисключающие. Однако, сопоставляя их и используя при этом другие фактические данные, можно все же сделать следующие выводы.
Изменническая деятельность Ибрагим-хана не вызывала у командира русского гарнизона никаких сомнений. Поэтому он изначально шел скорее на силовую акцию, а не на дипломатические уговоры. Для этого, в частности, он избрал обходную тропу, где движение его отряда не могли заметить ханские дозорные. Но меньше всего Лисаневич мог хотеть смерти Ибрагим-хана. Оптимальным вариантом с его точки зрения было бы принудительное возвращение хана в Шушу, где его можно было использовать как заложника, не вызывая, в то же время, огромных политических затруднений для России в Закавказье и карьерных рисков лично для себя. И то, и другое было бы неизбежно в случае смерти хана, что и произошло на самом деле.
Сторонники версии безвинной смерти Ибрагим-хана утверждают, что, будь он действительным изменником России, он бы не оставался вблизи Шушинской крепости с русским гарнизоном. Однако на это есть что возразить. Ибрагим-хан был законным правителем ханства, российским подданным и генералом, и весь прежний опыт не давал ему оснований опасаться решительных силовых действий Лисаневича. Все предыдущие дни русский офицер безрезультатно занимался уговорами Ибрагим-хана. Персидские войска были уже на подходе (как мы помним, они были под Шушой уже на следующее утро, то есть несколько часов спустя после смерти хана). "Нынешнюю ночь или хан уйдет к Персиянам или Персияне с ним соединятся", - так, по уже цитированному рапорту, передавали планы хана его сын и внук. Правитель Карабаха почти дождался персов, и он вполне мог рассчитывать, что и остававшиеся до их прибытия часы пройдут вполне благополучно для него. Вылазка Лисаневича и его сотни егерей стала полной неожиданностью для хана. Почти наверняка, русские солдаты встретили вооруженное сопротивление. Мы не знаем, было ли оно оказано по приказу Ибрагим-хана или вспыхнуло непроизвольно. Также у нас нет достоверных данных о численности и вооружении ханской свиты. По всей видимости, не было и речи о штурме русскими егерями "крепости" или "замка", но не приходится верить и словам о трех десятках беззащитных слуг и служанок в палатках посреди загородного сада. Думается, правда находится где-то посередине, но подробнее воссоздать ее может лишь воображение, так как имеющегося у нас материала источников для этого определенно недостаточно. Как мы уже пытались показать, Лисаневич был не заинтересован в смерти хана, однако ситуация вышла из-под контроля русского военачальника. Если, что весьма вероятно, по его егерям был открыт ружейный огонь, он мог и должен был приказать крайние меры, чтобы избежать худшего - бегства и соединения Ибрагим-хана с персидским авангардом его сына. Последовала кровавая схватка в ночной темноте, в которой ничто не могло обеспечить безопасность членов семьи правителя Карабаха.
Следствие по делу об убийстве Ибрагим-хана продолжалось до июля 1807 года, и в итоге была выяснена невиновность Лисаневича. Сам главнокомандующий во всеподданнейшем представлении, "убеждаясь истиною", просил императора о сложении с Лисаневича всякой ответственности [Бобровский. С. 246]. Бывший начальник гарнизона Шуши блистательно продолжил свою службу на Кавказе. В 1824 году по личному избранию императора Александра I Д.Т. Лисаневич был назначен командующим войсками на Кавказской линии, с производством в генерал-лейтенанты.
18 июля 1825 года во время усмирения восставшего Герзель-аула в Чечне Лисаневич, принимая депутацию горских старейшин, был тяжело ранен фанатиком-горцем и вскоре скончался. Автор цитированной выше статьи Э. Амиров пишет, что Лисаневича, этого "палача в мундире", покарала рука азербайджанского мстителя. Но мы не будем комментировать этот бред, так как голос разума бессилен перед лицом столь дикой глупости и невежства.
***
В этой короткой статье мы с документами и фактами в руках постарались доказать один простой тезис: у майора Лисаневича в мае 1806 года были все основания применить военную силу для принуждения к повиновению Ибрагим Халил-хана Джеваншира, изменническое отношение которого к России представляется нам несомненным.
События грозного 1806 года дают хорошо известные примеры того, что бывало с русскими военачальниками, которые позволяли себе верить искренности "азербайджанских" ханов. Напомним, что 8 февраля под стенами Баку, во время церемонии передачи ключей от города, приспешником бакинского Гуссейн-Кули-хана был вероломно застрелен русский главнокомандующий генерал от инфантерии князь П.Д. Цицианов; его голову правитель Баку отправил персидскому шаху. А в начале лета того же года правитель Шекинского ханства Селим-хан обманом завлек к себе в лагерь командира русского гарнизона майора Парфенова, вырезал часть его конвоя, а уцелевших взял в плен и бросил в темницу.
В Карабахе майор Лисаневич не поверил Ибрагим-хану и решил применить к нему силу. В ночь на 27 мая 1806 года близ ханского жилища завязался бой, в ходе которого в темноте и хаосе были убиты сам Ибрагим-хан, ряд членов его семьи и домочадцев. Во время подобных "специальных операций" почти всегда гибнут невинные люди, в том числе женщины и дети. Такие жертвы имелись и при штурме советским спецназом дворца Тадж-Бек (дворец Амина) в Афганистане в 1979 году, и при ликвидации американскими "морскими котиками" Усамы бин Ладена в Пакистане в мае текущего 2011 года. Невинных людей жаль, но у войны есть своя логика, свои законы и права. В мае 1806 года Лисаневич и его егеря действовали в экстренных условиях серьезной военной опасности, которая усугублялась тем, что на стороне превосходящих персидских сил находился и ряд членов правящего в Карабахе ханского дома. Твердые и решительные шаги русского военачальника и его егерей позволили отразить угрозу и удержать Карабах под законной властью Российской империи. Честь им за это и хвала!
Василий Каширин - кандидат исторических наук (Москва)
ИА REGNUM ИСТОЧНИК:www.antituran.info
|
Главная 
