 Густой туман окутывал гору. И когда мы, еще пару часов назад изнывавшие от июньской жары, наконец, достигли самой вершины Мрава, неожиданно повалил крупный снег.
Здесь была совершенно другая жизнь — обособленная, неприступная и гордая. Внизу плыли облака и летали птицы, и мы, тоже с некоторой гордостью сознавая покорение трудной, четырехкилометровой высоты и свою причастность к сегодняшней судьбе исторического высокогорья, написали на клочке бумаги наши имена — Эдик Едигарян, Феликс Микаелян, Нвер Арутюнян, Камо Погосян... засунули его в бутылку, закопав в глубоком снегу, который не тает здесь даже летом...
В 1930 году на территории гавара Алуэ, расположенного на северных склонах восточной части Мравского хребта и заселенного армянами, был образован Шаумянский сельский район площадью в 600 квадратных метров. Само название гавара Алуэ означает «нежный, приятный, милый».
В средние века эта обильная розами местность называлась также Вардут (на персид-ском — Гюлистан: цветник, сад роз). По своему этническому составу и культурному наследию гавар Алуэ-Вардут-Гюлистан всегда оставался сугубо армянской территорией, об этом красноречиво свидетельствуют около 200 армянских памятников в селах Бузлух, Гюлистан, Эркедж, Манашид, Карачинар и др. В ходе азербайджано-карабахской войны за эти села шли ожесточенные бои. Многие из них оказались либо на нейтральной территории, либо под оккупацией Азербайджана.
С началом войны Шаумянский район фактически стал северными воротами Арцаха, здесь в немалой степени решалась судьба всего края. Бои за села района были жестокими и кровопролитными. Шаумянцы никогда не забудут образы настоящих героев — Шагена Мегряна, Леонида Азгалдяна, Владимира Балаяна и других подвижников, посеявших семена и взрастивших ростки будущей освободительной армии...
Сегодня на суровом высокогорье Мрава, как и по всему карабахскому фронту, царит относительное спокойствие. Стороны, разделенные минным полем, отстоят друг от друга где на километр, где — на два. Порой раздается автоматная очередь — она, как правило, безопасна: противники проверяют лишь бдительность — как чужую, так и свою. Продолжается «снайперская война». В целом же воевать не хотят ни там, ни здесь...
Третий месяц в блиндаже. И это — наш дом. Здесь готовим, питаемся, отдыхаем. Строить блиндаж следует старательно, со вкусом — это дело капризное, не имеющее, можно сказать, конца. Потому что каждый день обустраиваешь это внешне нехитрое солдатское общежитие, находя в нем новые недостатки. Главное — чтобы крыша не протекала. Решить эту задачу, имея под рукой лишь деревья, землю да траву, — сложно. В горах дождь иногда льет целую неделю непрерывно — тут и суперкрыша бессильна. Был случай, когда накопившаяся за сезон дождей влага трансформировалась во «внутренний дождь», который шел трое суток подряд, хотя кругом все снова изнывало от летней жары.
Чтобы сохранить тепло и уберечься от сырости, в блиндаже почти круглые сутки топится печка. У нас постоянный дежурный — Гагик, который освобожден от несения дежурства на посту. У него вечно красные глаза и опухшие от бессонницы, а вернее, от недосыпания веки. Лишь к рассвету он позволяет себе уснуть на полчаса. Но вскоре его будит часовой, и он, полусонный, привязывает к спине и груди фляги и термосы, берет в руки два больших бидона и спускается в ущелье к роднику. Вернувшись, он наполняет водой котлы для приготовления завтрака и чая, разжигает огонь, и если время позволяет, ложится прямо у костра подремать еще немного.
Человек (и это замечено давно) приспосабливается к любым условиям довольно быстро. Он может спать, упорно не замечая капающего в лицо дождя, преодолевать горные подъемы, которые не осиливает лошадь, добывать себе пропитание там, где, кажется, нет ничего, кроме репейника...
Пятый свой день рождения подряд Тигран Багдасарян отмечает на передовой, в кругу боевых друзей. Кроме него с отцом, мужчин в их большой семье нет. А хозяйство немалое, и дел невпроворот. И таких ребят, как Тигран, вынужденных взяться за оружие для защиты своего края, много.
Ночь. Мы с Тиграном напряженно вслушиваемся в тишину. Фактически мы — на краю света, на краю земли, вернее, на краю своей земли. Впереди — пропасть, как в прямом, так и в переносном смысле. На той стороне стоят такие же вооруженные люди, ставшие по воле судьбы и случая нашими кровными врагами. Ступив на тропу войны, мы готовы без раздумья и предупрежденья стрелять друг в друга. Хотя по большому счету человек человеку, наверное, все-таки не волк, и во всем в данном случае виновата война. Это она разводит людей по разные стороны баррикад, часто не спрашивая их фамилии и национальности. И всякое еще может случиться: хрупкая ленточка перемирия — это далеко еще не пограничные столбы, вкопанные в землю и скрепленные надежным, долговременным договором...
Ночью стреляем без предупреждения: хотя разделительная полоса заминирована и сторонам дана установка «не воевать», возможность диверсионных вылазок не исключается. Впрочем, почти во всех случаях тревога оказывается ложной — на посты забредают животные: косули, дикие козы, реже — медведь. Девственные леса Шаумянского района всегда были богаты разнообразными животными. Правда, систематически раздающиеся выстрелы отпугивают их и заставляют удаляться в более безопасные места. Но, похоже, косолапый потерял бдительность, забрел на посты пониже и стал добычей для часовых...
Ночь на посту — время философское. Не только предельного напряжения — физического и душевного — требует она, но и настраивает на размышления об извечных вопросах: о Боге, о человеке во времени и пространстве, о жизни и смерти... Изучая долгими ночами звездное небо, часто видишь падающую звезду и думаешь, что звезды, как все живущее, не вечны и они, выполнив свою миссию, уступят место другим. Умирая, звезды падают вниз. Люди же возносятся, наверное, чтобы жить дальше, в другом измерении, в другом качестве... И, быть может, это качество для нас конкретно определяется сегодня здесь, на этом горном посту, и зависит от того, насколько мы будем просты и откровенны в отношениях друг с другом, насколько будем преданы своей земле, народу, семье — тем высшим идеалам, ради которых лучшие из нас готовы пожертвовать и жизнью...
 Спереди раздался отчетливый треск, разом прервав все мысли. Мы с Тиграном переглянулись и, выждав определенную паузу, открыли огонь — ночью стреляем без предупреждения. Невидимый враг заметался, о чем свидетельствовал беспорядочный шум опавших листьев и веток. Неожиданно он выскочил прямо на нас —...косуля. Она была метрах в пяти-шести. Не хотелось лишать жизни Божью тварь, но товарищи не поняли бы меня, моего бездействия — придется стрелять... Не целясь, нажимаю на курок — осечка!.. Такое случается нечасто. Животное скрывается в темноте ущелья — значит, на то была воля Божья.
В блиндаже нас 10 человек. Все курят, кроме меня. Курят прямо в блиндаже, где, естественно, нет окон. Я шучу:
— Вы курите каждый за себя, а я — за всех вас.
Иногда, впрочем, и я потягиваю сигарету, чтобы не казаться «белой вороной».
10 человек разных характеров, темперамента, воспитания, профессий и возраста. И все в одной яме, которая называется блиндажом. И это — наш дом. Здесь готовим, питаемся, отдыхаем...
Джону Аванесяну 35 лет, спокоен, рассудителен, отличается завидным самообладанием. Карен Даниелян и Армен Мусаелян — наоборот, очень эмоциональны, импульсивны. Вартан Симонян — пример инициативности, внимательности и аккуратности. А 21-летнему Роме Балаяну, несмотря на имеющийся определенный боевой опыт, еще долго учиться в «школе жизни» у своих взрослых товарищей. Помимо прочего, ему не хватает просто... простоты. А на передовой, где фактор внешней опасности диктует совершенно определенные формы поведения, легко чувствуются всякая фальшь и неестественность.
На передовой солдаты живут по известному принципу «один за всех — все за одного», и каждый старается вносить в общий котел то, что может.
Так, Артур Хачатрян взял на себя функции «распорядителя стола», заботясь о вкусном обеде для ребят.
— Только не пиши об этом, — полушутя-полусерьезно просит он. — Жена прочтет, как я потом посмотрю ей в глаза.
Эдик Едигарян пережил, пожалуй, самое страшное — плен. В 1991-м в ходе печально известной депортации сел Бердадзора Шушинского района Нагорного Карабаха в числе других плененных азеро-советским ОМОНом оказался и он. Немало пыток, унижений и издевательств пережил Эдик, чудом оставшись в живых. Но не сломался, не ожесточился. Скорее наоборот — стал больше любить и ценить жизнь. И в этой его удивительной жизнерадостности, наверное, заключается один из многочисленных уроков прошедшей войны.
Главными в карабахской войне стали моральный и нравственный факторы, которые в совокупности составляют дух воинского подразделения и каждого воина в отдельности. В основе же этого духа — четкое осознание цели и справедливости этой цели, готовности пожертвовать для ее достижения многим, даже жизнью.
Сегодня родина для карабахцев начинается с окопов и человека с ружьем — Часового Отчизны, для которого зов сердца и совести превыше всего. Но и они мечтают о нормальной человеческой жизни — без боли, ран и смерти. И лишь политическое, а не силовое, решение способно дать людям долгожданные мир и покой.. Ашот Бегларян
aniv.ru |
Главная 
