Предлагаем читателям очерк, любезно предоставленный "НВ” автором.
В холодной, давно нетопленной комнате при желтой, как янтарь, свече передо мной сидела немолодая женщина. Она говорила о погибшем сыне, о Диме, которому было всего двадцать два года. Она достала сложенный лист бумаги и протянула его мне — письмо, адресованное ей и ее супругу, родителям Димы, жителям Владивостока. Письмо было от имени Государственного комитета обороны Нагорно-Карабахской Республики. "Уважаемые Любовь Яковлевна и Анатолий Дмитриевич! Весь арцахский народ скорбит сегодня вместе с вами по поводу гибели достойного сына великого русского народа, вашего сына Мотрича Дмитрия Анатольевича, отдавшего жизнь за свободу и независимость нашей молодой республики, за справедливость, за счастливое будущее наших детей. Старший лейтенант Мотрич Д.А. в составе истребительного противотанкового дивизиона погиб смертью храбрых при защите южных границ республики у села Чартар Мартунинского района 16 ноября 1992 года. Подвиг Димы, ставшего сыном и нашего народа, его бесстрашный образ, который он сам создал в эти трудные для карабахцев дни, — яркое свидетельство многовековой дружбы между русским и армянским народами”.
Я всматривался в лицо Любови Яковлевны и все задавался вопросом: нет ли в душе этой русской женщины затаившейся обиды на Карабах, на то, что "за счастливое будущее наших детей” погиб ее единственный сын? Однако обиды не улавливал. Она, словно прочитав терзавшие меня мысли, проронила: "Разве я не понимаю, что здесь происходит? Я понимаю, что Дима защищал здесь и свою родину. Я не хотела, но понимала сына, когда с Дальнего Востока он рвался в Арцах. И я понимаю, что смерть его была осознанной”.
Мне подумалось, что она вот-вот завершит свою мысль словами нашего великого летописца Егише: "Смерть осознанная — бессмертие”.
* * *
Отец Димы, Анатолий Мотрич, — кадровый военный, командир подводной лодки. Познакомился он как-то в Москве с ереванским инженером Эдуардом Кочаряном. Бывает так в жизни: через несколько дней двое взрослых мужчин осознали, что их связывает общность тревоги за судьбу Карабаха и России как звеньев одной исторической цепи.
Инженер Кочарян показывал подводнику Мотричу многочисленные документы, из которых явствовало, что еще в начале прошлого века исторический Карабах-Арцах с более чем двумястами христианскими храмами и церквами, более десятью тысячами хачкаров и с исключительно армянским населением после продолжительной войны с Персией вошел в состав России. Это было в октябре 1813 года. Тогда и в помине не было Азербайджана. Об этом свидетельствует Гюлистанский договор между Ираном и Россией.
Однако после Октябрьского переворота большевиками была создана на территории Российского государства "специфическая” республика для экспорта революции на мусульманский Восток. Республику эту, как утверждали ученые и историки, "за неимением лучшего названия произвольно назвали Азербайджаном”. Именно в составе этого искусственно созданного административного образования оказался Арцах-Карабах. Вот и вся "загадка века”, как неудачно окрестили политологи Запада нынешнюю проблему Карабаха. Однако никакой загадки нет, есть преступление, совершенное против армянского народа. А сегодня уже выяснилось, что и против России.
Так думали армянин Эдуард Кочарян и русский Анатолий Мотрич. Они понимали и то, что проблема Карабаха — далеко не только проблема двухсот тысяч жителей Нагорно-Карабахской Республики — географической "точки” площадью в пять тысяч квадратных километров. Это скорее вопрос исторической морали и исторической перспективы обоих народов — русского и армянского.
И вовсе не случайно, что сегодня русские и армяне задаются вопросом: является ли сегодняшняя Российская Федерация правопреемницей Российской империи? Если "да”, то, согласно Гюлистанскому договору, Карабах входит в состав России. Если "нет”, то в какое историческое прошлое кануло Российское государство?
По возвращении во Владивосток Анатолий Дмитриевич поделился дома своими впечатлениями о встрече с Кочаряном. Рассказал сыну о трагедии Армении. И Дима, выпускник Дальневосточного высшего общевойскового командного училища, уже через несколько месяцев отправился в Ереван. Он уяснил для себя: долг повелевает ему быть сегодня там, где в час испытания для России и Армении во все века был русский офицер. А сегодня час испытания пробил в Арцахе.
В самолете, летящем в Ереван, Дима читал Сергея Городецкого: "У каждой страны, у каждой нации есть свои заветные твердыни. Когда история народа складывается счастливо, она становится центром культурной и политической жизни. Когда судьба преследует нацию, она бывает оплотом национальной жизни, островом надежд, залогом возрождения. Именно последнюю роль играла и играет для армянского народа горная область Карабах”.
Дима остановился у Кочарянов. Жена Эдуарда, Зоя, стала ему как мать. Дима ее так и называл — "армянская мама”. Четыре месяца он прожил у них и все четыре месяца готовил себя к поездке в Арцах. Казалось, уже многое знал основательно: мог часами говорить об истории армянского народа, не расставался с Городецким: "Будучи единым этнографически, хозяйственно и по языку, Карабах сделался цитаделью Армении, восточным ее флангом. Таким он был в прошлом, таков он сейчас, таким он будет и всегда, ибо сердце Армении — долину Арарата, нельзя защищать, не владея Карабахом. Неоднократно на протяжении истории волны нашествия разбивались о твердыни Карабаха, просачиваясь в него только по долинам рек, но и тут не задерживались долго...”

Мечта Димы сбылась 26 августа 1992 года. Он ступил на карабахскую землю. Это была, пожалуй, самая страшная пора в новейшей истории этого края. По лачинскому коридору ехали с пожитками в Армению уже не только шаумяновцы и мардакертцы, но и степанакертцы. В течение августа столицу Карабаха десятки раз бомбили СУ-25 и МИГ-21. Были сотни убитых и раненых, среди них много детей. Ноющий от болевого шока Степанакерт пережил трагический год подвальной жизни, ощущая на себе непрерывные удары смертоносного "Града” и совершил поистине великий подвиг в истории человечества, которое почему-то не обратило внимание на это. Ведь достаточно было, скажем, Шуши всего в течение нескольких часов пережить то, что степанакертцы переносили месяцами, чтобы эта неприступная крепость пала.
Лейтенант запаса Мотрич был направлен в Мартунинский район. Дима сразу же ушел в бой и одержал главную для себя победу: он сумел прежде всего "себя преодолеть”. И вдобавок стал любимцем подразделения. Кадровый и потомственный военный, он видел, как умело и ловко бойцы самообороны владеют оружием и вспомнил строки из знаменитой книги Магды Нейман, написанной еще в прошлом веке: "Героические сыны Карабаха издавна славились своим мужеством, храбростью и решительностью... По сие время у карабахского простолюдина, никогда не знавшего ни крепостничества, ни чужеземного порабощения, достоинство человека оценивается лишь по тому, насколько хорошо он владеет оружием...”
И еще удивило русского юношу, как сам он признался друзьям, то, что в Арцахе воюют одни лишь армяне, мало того — в основном карабахцы. Он был уверен, что по логике вещей в рядах бойцов самообороны будет много русских, как это было не раз в истории обоих народов. На деле оказалось, что его соотечественников среди защитников Арцаха было очень мало — раз-два и обчелся.
...В октябре я сопровождал очередную миссию баронессы Кокс в Арцах и по прибытии в Степанакерт тотчас же отправился в Мартуни. Во дворе штаба по предложению командира части Аво Мелконяна созвали бойцов на полевой митинг. Когда я поднялся на балкон уцелевшего дома, чтобы выступить перед ребятами, то сразу обратил внимание на трех рослых русских парней. Когда азербайджанская печать трезвонит на весь мир о так называемом экспедиционном корпусе, наверное, имеет в виду именно этих трех русоволосых бойцов. Просто никак, видать, не хотят азеры примириться с тем, что арцахцы могут, как это было испокон веков, противостоять, изгонять непрошеных пришельцев вон со своей земли. Вот и придумывают для собственного оправдания всякого рода легенды о казацких легионах и русских корпусах, распространяя эту дезинформацию по всему свету.
После митинга я встретился с этими парнями. Среди них был и Дима. Они с горечью говорили о преступлениях военных летчиков Азербайджана. Просили непременно организовать встречу с одним из них, сбитым накануне в небе Степанакерта. Хотели ему сказать пару слов. Зашел разговор и о быте. Я спросил о зарплате. Дмитрий сказал, что было бы стыдно получать больше, чем получают остальные бойцы. "Мы не наемники, — сказал он, — и даже не классические добровольцы. Подобно тому, как не были наемниками и добровольцами армяне, воевавшие с русскими бок о бок не только в Запорожской Сечи или в Отечественную войну 1812 года, но и здесь, на арцахской земле, в Гюлистане, где наши деды тоже не были наемниками”.
В начале ноября мир облетела весть, что в очередной раз обстреляли из "Града” и артиллерии одновременно два храма: в Мартунинском районе — храм Амарас и в Мардакертском — Гандзасар. Дима, получив разрешение от командира, вместе с друзьями отправился к Амарасу. Раны, нанесенные уникальному творению армянской архитектуры, по живому резанули русского парня. Он подходил к стене храма и к стоящим рядом хачкарам, трогал рукой следы от осколков. Дима, возвращаясь в часть, сказал ребятам: "Я стоял у израненного Амараса, в котором покоится прах внука Григория Просветителя и все думал о том, что шестнадцать веков он стоял незыблемо. И теперь вот руками вандалов уничтожается то, что принадлежит всему миру”. С ним в машине, кроме шофера, были его друзья — армянин Миро и русский Илья Кулик. И Дима добавил: "Если мы не схватим их за руку, то вскоре не сумеем остановить эпидемию варварства и вандализма. Я не обвиняю всех азеров. Народ не разрушает храмов”.
Через неделю шестеро бойцов под командованием старшего лейтенанта Дмитрия Мотрича отправились в разведку. Неожиданно группа Мотрича нарвалась на азеровский пост — на боевую машину пехоты (БМП) и взвод аскеров. Все было так неожиданно, что не успели опомниться, как попали под шквальный огонь. Мотрич разгадал замысел противника: усилить окопавшийся пост и после с подоспевшими новыми силами предпринять неожиданную атаку, предварительно обстреляв Чартар и другие населенные пункты из "Града” и артиллерийских установок. И Дмитрий Мотрич принял, на его взгляд, единственно верное решение: любой ценой ликвидировать пост до того, как подоспеет к врагу подмога. Необходимо было решить еще одну задачу: минимум троим нужно, отстреливаясь, вырваться из боя живыми и вернуться в часть, чтобы доложить обстановку и упредить атаку, а стало быть, и новые жертвы, новые разрушения.
Бой был жестокий и неравный: двадцать три против шести! Дима, Миро и Илья буквально своими телами прикрывали отход товарищей. И когда это им удалось, когда были уложены все двадцать три непрошеных "гостя”, один из раненых азеров выстрелил из лежачего положения. Дима успел сказать: "Меня зацепило”. Это были его последние слова. Пуля перебила сонную артерию...
Дмитрия и Илью изуродовали уже мертвыми. Раненого Миро пытали в течение шести суток; об этом узнали потом от пленного азербайджанца.
Три товарища — три судьбы — три жизни — такова была цена спасения десятков других жизней, сохранения десятков очагов, стратегических высоток. Они ушли в бессмертие.

Родители не сразу узнали о смерти сына. Погиб он 16 ноября, а весть о его гибели пришла лишь 8 января 1993 года. Но чутье заставило отца лететь в Ереван. Накануне Нового года Анатолий Дмитриевич уже был у своего друга Кочаряна, а 31 декабря вылетел на вертолете в Степанакерт.
В аэропорту его провожали летчики, которые хорошо знали Диму. Они не раз возили его в Арцах и обратно. В кабинете у командира отряда вертолетчиков Сергея Ванцяна перед вылетом пили чай. Отец Димы сказал, что сам благословил сына на ратное дело защиты Арцаха, сознавая, что борьба армян носит вовсе не локальный, не частный характер. Командир вертолетчиков слушал его, испытывая неловкость — он знал, что Дима погиб.
Только в Степанакерте в штабе армии Анатолий Дмитриевич узнал о смерти сына. Известие он принял молча. Попросил только поскорее отправить его туда, где погиб Дима. Послал телеграмму жене: "Родная, прости, если сможешь. Остаюсь с сыном. Дима погиб 16 ноября. Целую, дорогой мой единственный человек”.
В Мартунинском отряде самообороны Мотрич занял место Мотрича. Отец занял место сына. 2 января 1993 года Анатолий Дмитриевич под командованием Аво вступил в бой в Нижнем Вессалу. Он сел за штурвал БМП. Экипаж — один человек. Мотрич! Кадровый офицер-подводник знал о том, что поле боя нафаршировано минами. И не хотел, чтобы в головной его машине сидели молодые парни. Он знал и о том, что накануне на мине подорвался БМП. Аво потом рассказал мне: "Этот человек с окладистой бородой словно чуял, где установлены мины, так он ловко их обходил, открывая нам тем самым путь”.
После боя Анатолию удалось дозвониться в Ереван до своего друга Эдика Кочаряна. Слышимость была плохой, он кричал в трубку: "Карабахцам надо помогать. Буду воевать вместо Димы”.

www.nv.am