В 20.15 в воскресенье, 22 апреля, Бочелли уже пел на Театральной площади Еревана, куда невозможно было протолкнуться. Больше народу приходилось видеть разве что на февральских митингах 1988-го…
АНДРЕА БОЧЕЛЛИ ПЕЛ, И ЭТО БЫЛА ТА СТАРАЯ. РОДНАЯ ЧЕРЕЗ НАШ ОБЩИЙ С НИМИ кинематографический неореализм Италия, с черно-белыми кадрами на большом (мы стояли в аллее, выходящей на Северный проспект) экране. Мы смотрели на ту, знакомую уходящему и собирающемуся уходить поколению, Италию, когда делали погоду Анна Маньяни, Росселлини, Де Сика, Висконти, Джерми, Марчелло, Софи и многие другие. И то, что они делали, было действительно "общечеловеческой ценностью и болью". А не тем, что зачастую сегодня преподносится в генетически модифицированном блюде под тем же названием.
Бочелли, несмотря на относительную молодость, пел из того времени. Пел то, что когда-то любой более или менее продвинутый ереванец знал по голосам Тито Гоби, двух Марио, малыша Робертино… С первых же нот голос Бочелли снял какие-либо возможные предположения о лебединых песнях угасающей звезды, приехавшей, так сказать, в провинцию. В воскресный вечер и Бочелли, и ереванцы, перекрывающие начало почти каждого номера бурей осведомленных аплодисментов, пришлись по душе друг другу.
Да и какая мы провинция, черт возьми! Образованный итальянский музыкант классического профиля обязан знать о том, что итальянские композиторы-классики посвятили Тиграну Великому 32 оперы, изображая его (между нами) коварным правителем. Полагаю, что Бочелли известно об этом. Но наверняка он не мог знать о том, что творилось в тесноте опоясавшей Театральную площадь публики, не жалеющей рук и голосовых связок после завершения каждого номера.
Прямо
передо мной молодая очкастая мама пыталась убаюкать дочь, энергично
раскачивая девочку в унисон мелодиям. Ее супруг не вмешивался в эту
безнадежную затею, а малышка, окончательно взбодрившись и перекочевав к
отцу, принялась теребить его отросшую гриву и молча хлопать вместе с
другими в ладоши. Говорить "бис" и "браво" она еще не умела.
На экране во все раздолье мелодии плыли облака, поля, моря, и песня парила над всем этим, как голос Бочелли над бек-вокалом в исполнении четырех женщин в красном. Право, ради всего этого стоило принадлежать к разряду "гомо сапиенс" и находиться в тот вечер на Театральной площади.
"О СОЛЕ МИО…" УЗНАЛИ С ПЕРВОЙ ОРКЕСТРОВОЙ НОТЫ, и аплодисменты утихли только при голосе Бочелли — нашего человека в тот ереванский вечер. Он пел, и все, кроме волшебного тембра итальянца, отступало в небытие. К черту завтрашние неразрешимые и чуть полегче проблемы. Главное — сегодняшний пир чувств, восторженно-потерянные и потому уже родственные лица вокруг (очень много молодых) и то, что наш человек не уходит, а продолжает петь, продлевая волшебный теплый вечер.
Публика радовалась каждому его возвращению, бек-вокал периодически сольным номером позволял передохнуть тенору, не снижая накала концерта. Да и как снизишь, если на экране кадры с Ромео и Джульеттой(от Дзефирелли) и магия главной темы фильма от Нино Рота…
Но всему наступает конец. И Бочелли ушел по-английски, не простившись, и публика благодарила его аплодисментами, неторопливо расставаясь с Театральной площадью.
Тем, кто шел по Северному проспекту к площади Республики,
повезло. Цветные фонтаны плели "Адажио" из "Спартака" великого Арама
Хачатуряна, гармонично завершая итало-армянскую тему.
