Народный
художник Арм. ССР, профессор Ереванского художественно-театрального
института (ныне Академия художеств) Мкртыч Седракян родился в 1922 году.
Его картины хранятся в Третьяковской галерее, Государственной картинной
галерее Армении, во множестве галерей других стран и городов. При
жизни вместе с сыновьями Давидом и Варданом, тоже художниками, успел
даже выставиться в США, в выставочных залах Сан-Хозе, Пало-Альто,
Лос-Анджелеса.
Несмотря на обилие регалий и медалей, которые заслужил не только на
фронте искусства, но и в Великой Отечественной войне, был он человеком
скромным и не амбициозным. В этом году Мкртычу Седракяну исполнилось
бы девяносто лет. Его юбилейную выставку готовит Государственная
картинная галерея Армении. Художник и семья — вещи, пожалуй,
несовместимые. По крайней мере, это подтверждает и вся история мирового
искусства. Причем масштаб личности художника не имеет значения. Более
того, чем незначительнее вклад личности в искусство, тем больше у него
притязаний на исключительность, что чревато весьма тяжелыми
последствиями для окружающих. А уж каково жить с творческой личностью
под одной крышей, ведомо лишь тем, кто под этой крышей обитает. Мкртыч
Седракян был стержнем и опорой для своей семьи. И этот стержень,
основательность присутствуют и в его картинах, изображающих жизнь в
самых разных ее проявлениях — от портрета горделивой красавицы-армянки
до экспрессивных батальных полотен, к которым художник питал особое
пристрастие. Редкая привязанность к семье, как и крупномасштабные
картины с изображением боевых действий, — отнюдь не случайны, а лишь
следствие его жизни и судьбы. Мкртычу было десять лет, когда
репрессировали отца. Шел 1932-й год. А еще через два года, в 34-м,
посадили мать — как жену кулака. И двенадцатилетний мальчишка фактически
остался совершенно один на белом свете. Вообще-то до него в семье было
еще пятеро детей, которые, несмотря на кулацкое происхождение, умерли от
голода, а где-то за пределами Эчмиадзина обитал старший брат, которому
дали знать, что младший остался один-одинешенек. Нет, конечно, в
Эчмиадзине имелась и родня, и знакомые, но никто не осмелился или не
захотел взять на себя ответственность за двенадцатилетнего парнишку.
Потом уже, когда Седракян станет сначала заслуженным, а затем и народным
художником Армении, родня объявится, притом немалая, в его
гостеприимном доме, и он скажет, ни к кому не обращаясь: «Когда мне было
12 лет, никто руку не протянул». Итак,
ему было 12 лет, и он пешком добрался из Эчмиадзина в Ереван, куда
успел перебраться и старший брат. Вдвоем они поселились в съемной
комнатушке, окна которой заставили досками, потому что на стекла не
было денег. Прижавшись спинами друг к другу, чтобы согреться, спали на
голом, старом деревянном сундуке, единственном, что было в комнате из
мебели. Брат работал маляром, Мкртыч подсоблял ему — это были первые
уроки рисования. Через год мать выпустили, ей удалось устроиться
прачкой в ЦК, а еще через год Мкртыч поступил в художественное училище.
Отчаянный пацан, сорвиголова, он привлек внимание окрестных карманников,
они его подкармливали, но на дело не брали, видно, уважали за то, что
может изобразить все, на что бы ни указали. Можно сказать, судьба
уберегла. Уберегла она его и на фронте, куда Мкртыча взяли уже в
41-м. Поначалу обучался в школе воздушных десантников в Зугдиди, но
поскольку отменным слухом не отличался и никак не мог освоить азбуку
Морзе, попросился на фронт, куда его и отправили. Был разведчиком.
Вспоминал, как в первый раз боялся прыгнуть с парашютом. Вытолкнули из
самолета. Ничего, приземлился. Привык. Дошел до самого Берлина без
единой царапины. «Разведчики либо погибают, либо возвращаются с войны
без единой царапины»,— любил говаривать сыновьям. Вернулся
с войны увешанный медалями и орденами, в том числе двумя орденами
Отечественной войны I и II степени и медалью за Отвагу. Эти награды
стали его охранной грамотой, когда после войны снова пришли в их дом с
обыском. Началась новая волна арестов. Седракяна во время обыска не было
дома. Когда нашли его коробку, доверху переполненную орденами и
медалями, ни у кого не поднялась рука продолжать обыск. Молча
повернулись и ушли. Медали спасли не только его, но и мать. Демобилизовался
в 46-м, и тогда же поступил в Ереванский художественно-театральный
институт. Сразу после окончания института начал выставляться на
республиканских, всесоюзных, а после смерти Отца народов — и зарубежных
выставках. Работал преимущественно в жанре исторических композиций,
которые в ту пору оказались очень востребованы. Писал Отечественную
войну, которую знал не понаслышке. Сорок лет преподавал в
Художественно-театральном институте, и даже в преклонные годы, до конца
жизни работал там, будучи уже просто консультантом. Наладилась и
личная жизнь, хотя поначалу жили в пятнадцатиметровой полуподвальной
комнатушке с двумя детьми. Квартирка Седракянов находилась поблизости от
кинотеатра «Ереван», то есть неподалеку от площади Ленина, которая
теперь площадь Республики. Все первомайские праздничные шествия
заканчивались дружескими застольями в мкртычевской квартирке. Однажды
шикующие художники подъехали к дому Седракяна на «Победе», на крыле
которой… сидел Коля Никогосян, которому не хватило места в машине. В
те годы на месте нынешнего Союза художников находилась мечеть, которую
вовсе не из религиозных соображений атеистически настроенные
государственные мужи отдали на откуп художникам. Мечеть поделили на
отсеки, и художники, у которых не имелось мастерских, рисовали там. В
том числе и Мкртыч Седракян. В 57-м мечеть и вовсе снесли, а для
художников построили жилой дом на Киевской. Параллельно строилось и
здание Союза художников. Дом на Киевской как на подбор заселили
художники одного поколения. Стоял дом на пустыре, кишащем змеями. Тогда
новоселы взяли общий заказ, и на эти деньги обустроили свой двор. По
утрам брали в руки лопаты, а по вечерам, как и прежде, собирались у
Мкртыча. Двор очистили от камней, чертополоха и змей, насадили саженцев,
которые сегодня вымахали в огромные деревья, отгородили двор стеной,
устроили футбольное поле. Все художники обзавелись одинаковыми складными
столами, и как только наступала весна, тащили эти столы во двор, на
футбольную площадку, и вечера напролет пировали. Жильцы соседних домов
стали посылать жалобы во все инстанции, мол, никто нигде не работает, с
утра до ночи пируют, откуда деньги, просим разобраться. Седракяну в
новом доме досталась просторная трехкомнатная квартира, которая стала
ему одновременно и мастерской. В двух комнатах жили, а в одной, самой
большой, он рисовал. Сыновья росли в атмосфере мастерской, даже не
сознавая, что учатся рисовать. Сегодня Давид Седракян преподает в
Академии художеств, а Вардан работает художником-постановщиком на
«Арменфильме», лауреат Госпремии Армении. Преподавательскую и
творческую деятельность Седракян-старший сочетал с обязанностями
председателя секции живописи Союза художников. Ныне хорошо известный
живописец Вруйр Галстян вступал в союз в довольно зрелом возрасте. Его
непривычная по тем временам манера письма активно не понравилась чуть ли
не всем членам секции. Галстяна дружно провалили. Если учесть, что
художник лишь недавно выписался из лечебницы, можно представить, каким
ударом стал бы для него отказ. Седракян объяснил ситуацию и попросил
членов секции проголосовать снова. Галстяна снова прокатили. Седракян не
отступал от своего: он несколько раз заставил провести голосование,
пока Вруйр не прошел. Тут уместно вспомнить, как всего лишь пару
месяцев назад тот же Союз художников Армении, та же секция живописи
прокатила одаренного художника Нарека Аветисяна, сына Минаса. Увы, не
нашлось ни одного седракяна в нынешней секции живописи. Каковы времена,
таковы и секции. Нарек Аветисян — состоявшийся художник, имя которого
известно не только в Армении, но и далеко за ее пределами, но нет
седракянов в стенах СХ, которые подставили бы ему плечо. Это так, к
слову. Слишком уж напрашивается параллель с Вруйром Галстяном. Сколько
раз и за кого вступался Мкртыч Седракян, перечислить невозможно,
главное, чтобы человек был талантлив, даже начинающий. Один случай
запомнился особо. Абитуриент из Ленинакана получил на вступительных
экзаменах три пятерки, но на армянском срезался: наделал сто (!) ошибок.
Седракян с отцом абитуриента не один порог обили — и добились-таки, что
приняли парня в институт. Спитакское землетрясение напрямую
коснулось Мкртыча Седракяна — он потерял внука. В 1990-м он начал
большую композицию, посвященную этому трагическому событию, и подарил
работу Гюмри. Оттуда за картиной прислали маленькую машину, и она еще
немало лет пролежала в доме-мастерской художника, и лишь в этом году, 5
июня, когда состоялось торжественное открытие нового здания мэрии,
наконец дар мастера обрел свое место. …Армения богата художниками. На
армянской палитре у Мкртыча Седракяна свое особое место не только как
художника, но и как человека высшей пробы.
http://www.sobesednik.am/ru/culture/3340-2012-10-06-19-24-06 |