 Переговоры по нагорно-карабахскому урегулированию, судя по внешним признакам, добрались до некоего рубежа, когда следующим шагом будет либо отказ от текущего «пакета», либо парафирование некоего меморандума по части согласованных пунктов и тех, по которым еще надо продолжать переговоры. Два вопроса, которые, по всей вероятности, пока остаются камнем преткновения для международных переговорщиков и лидеров сторон – это (1) срок референдума и его рамки, и (2) сущность «промежуточного статуса» Нагорного Карабаха до определения его окончательного статуса.
По части референдума, еще в январе 2010 г. на переговорах в Сочи президент Армении Серж Саргсян ультимативно потребовал (Wikileaks, док. 10BAKU134), чтобы в окончательном документе указывалась не только возможность (или право) проведения референдума, но и конкретные рамки, и срок этого акта волеизъявления. Президент Азербайджана Ильхам Алиев воспротивился этому и соглашался только на оговаривание теоретической возможности референдума. Тогда переговоры зашли в очередной тупик.
Совершенно очевидно, что в атмосфере недоверия, напряженности и жесткой политики информационной войны, царящих вокруг этого процесса, всякий документ должен внести ясность и конкретику в очередность шагов сторон после подписания окончательного пакета соглашений. Несогласие с конкретикой – только признак нечестности за столом переговоров. На этом фоне – ясный мессидж из Довильского заявления (26 мая) лидеров стран-спонсоров (Россия, Франция и США), кажется, имел вполне конкретных адресатов («Further delay would only call into question the commitment of the sides to reach an agreement.»).
Формат дополнительного референдума (или акта волеизъявления) представляет собой сколь формальный, столь и важный-процессуальный компонент текущего этапа урегулирования. В принципе, ожидать от народа НКР иного результата, чем очередную (третью после 1991 и 2006 гг.) и безоговорочную победу идеи независимости, не приходится в принципе. Но здесь очень важно оговорить рамки, круг участников и мандат международных наблюдателей за процессом волеизъявления. Опыт проведения аналогичных мероприятий в Южном Судане, на Кипре и в Восточном Тиморе может стать отправной точкой этих дискуссий в академическом сообществе. В целом, мировой опыт показывает, что люди, находящиеся за пределами территории, в которой происходит референдум (беженцы, ВПЛ и другие) имеют довольно ограниченное участие, как бы не настаивали заинтересованные стороны. Например, в Восточном Тиморе (1999 г.) право голосования получили только 13.000 человек, находящихся за пределами территории референдума, что составило 0,34% от числа всех участников.
Национальное собрание Нагорного Карабаха, как орган избранных представителей народа Нагорного Карабахa – субъекта самоопределения с правом на независимость (воспользовался НКР этим правом еще в 1991 или нет – предмет другой дискуссии), в декабре 2004г. принял закон o беженцах, и до сих пор ни один из 21,5% этнических азербайджанцев (Акт о проведенном референдуме 10 декабря 1991 свидетельствует о 22.747 лицах азербайджанской национальности, имеющих право голоса), проживающих на территории НКАО (перепись 1989 г. – 40.600 азербайджанцев), не подал заявления о желании вернутся в родные очаги. О готовности массового возвращения говорят только руководители т.н. «государственных» НПО (т.н. GONGO) азербайджанских беженцев, находящихся под жестким контролем госструктур, несмотря на то, что репатриация в обычной международной практике есть процесс с ярко выраженным гуманитарным характером. Даже если в итоговом документе будет оговорено участие азербайджанского этнического меньшинства, международная сопоставимая практика требует, чтобы на процессе участвовали только те, кто постоянно проживает на т.н. «самоопределяющейся» территории. Сценарий голосования через «избранных представителей», т.е. опосредованного референдума путем пропорционального представительства в коллегии выборщиков (на основе цифр советской переписи 1989 года) будет максимально уязвимыми для провокаций со стороны тех, кто мечтает о коллапсе мирного процесса.
Суверенитет, контроль и автономность
Другой уязвимый момент текущего «пакета» – это сущность «промежуточного» (interim) статуса Нагорного Карабаха. Будет ли этот статус суверенным, кто будет осуществлять контроль над территорией, и будут ли исполнительный (административный) орган и его решения автономными – это вопросы, которые пока, к сожалению, остаются предметом партийно-политизированных, черно-белых дискуссий.
Политика великих держав в постбиполярном мире – с требованиями по демократизации и либерализации общественных отношений в странах развивающегося мира, изменила привычные трактовки правовой и уж тем более – политической нормы «суверенитета» в межгосударственных отношениях, а Ст. 2(7) Устава ООН стала терять свой ортодоксальный (узкий) смысл.
В целом, ученые-политологи различают три сущности (выражения) суверенитета. Во-первых, это внутренний суверенитет, который является содержанием всей логики государственности. В случае с Нагорным Карабахом совершенно определенно, что внутренняя власть переходного периода, если это станет сценарием урегулирования, будет осуществляться смешанным штатом карабахских властей и, возможно, персонала ОБСЕ и ЕС, парламент которого в начале апреля с.г. наконец решился на более глубокие, хотя неофициальные, связи с непризнанными образованиями на территории СССР. Во-вторых, речь идет о т.н. международно-правовом суверенитете (international legal sovereignty), или по-другому – о том, признается ли данное государство другими субъектами международного права, имеет ли оно равный юридический статус среди других, признается ли право дипломатического иммунитета для его представителей за рубежом. Это тоже должно стать одним из краеугольных камней текущих переговоров, так как армянские стороны, идущие на компромисс с дополнительным референдумом, в ответ должны получить международную легитимность для переходного статуса Нагорного Карабаха, также как и его представителей за рубежом. Об этом, в частности, на днях напомнил эксперт Фонда Карнеги в Вашингтоне Том де Ваал в своей статье.
В-третьих, профессор Стэнфордского университета Стефан Креснер (Stephen D. Krasner) различает вестфальскую модель суверенитета, которая зиждется на двух условиях – «территориальности и исключении всякого влияния внешних акторов на структуры национальной власти». Иными словами, это принцип невмешательства во внутренние дела, вытекающий из упомянутой Статьи 2(7) Устава ООН. Судя по международной практике после 1991 года, в современной системе международных отношений «суверенитет» все чаще понимается как условный феномен. Он теперь связан с внутренней легитимностью власти и требует от правительства соблюдения в отношении своих граждан, по крайней мере, минимального благополучия и уважения тех прав человека, которые правительство признало таковыми, подписывая те или иные международные конвенции. В этом отношении, поскольку Мадридский пакет предполагает также международные гарантии безопасности для Нагорного Карабаха и присутствие международных миротворцев, то этот «переходный» (interim) статус НКР будет ничем иным, как «контролируемым суверенитетом» (supervised sovereignty). И это будет существенным компромиссом карабахской стороны, хотя пока неясно в ответ на что.
Оккупация и освобождение занятых территорий
Оккупация любой территории в результате войны осуществляется с целью дальнейшего склонения противника к конструктивизму на мирных переговорах. Оккупация территории противника очень часто также является результатом агрессии и мерой самозащиты (в том числе – превентивной) перед непосредственной угрозой этнических чисток или политики уничтожения гражданского населения. Примечательно, что четыре резолюции СБ ООН по Карабаху (апрель-ноябрь 1993), ссылки на которые очень любят азербайджанские медия-ресурсы и разные эксперты-пропагандисты, к сожалению, представляются исключительно поверхностно и до сих пор не сделаны академические, политико-правовые попытки трактовать документы тех лет. Суть в том, что эти резолюции, принятые после каждого существенного прорыва «местных армянских сил», были результатом не запланированной военной акции военно-политического руководства НКР, а их ответом на нарушения промежуточных актов о прекращении огня со стороны Азербайджана, о чем косвенно (но явно!) указывается в последней резолюции под номером 884 (12 ноября, 1993). Это можно четко уследить в официальных документах ООН, в частности, на записях выступлений членов СБ после каждого голосования. Последнее трехстороннее заявление лидеров стран-сопредседателей МГ ОБСЕ в Довиле (26-05-2011) было нацелено именно на выявление нелегитимности милитаристской риторики и угроз возобновления реваншистской войны, постоянно звучащей вокруг этого конфликта. Как заметил бывший российский посредник по карабахскому урегулированию, посол Владимир Казимиров на страницах ИА REGNUM (03-06-2011), «Довиль осудил именно применение силы, а не его продукт – оккупацию». Кроме того, нельзя упустить из виду, что помимо строгого требования о прекращении военных действий в Нагорном Карабахе, все четыре резолюции СБООН содержат также призывы к восстановлению транспортных коммуникаций, оказанию гуманитарной помощи страдающему гражданскому населению и так далее, причем резолюция 874 называет эти шаги «взаимными», под которым следует понимать обоюдность мер по укреплению режима прекращения огня. В этом смысле, деоккупация каких-либо районов вокруг Нагорного Карабаха – только армянская (карабахская) часть таких мер. Каким будет азербайджанский шаг при нынешнем уровне милитаризированности – предстоит еще выяснить.
Довильское заявление призывает также «лидеров сторон» готовить свое население к миру, а не войне. Пламенное выступление премьер-министра Израиля Беньямина Нетанияху на Капитолийском холме под девизом «Никогда впредь» почти точь-в-точь подходит и для карабахского противостояния. Если Нагорный Карабах и Азербайджан найдут в себе силы взаимно признать право друг друга на мирное сосуществование – все остальные вопросы будет легче решать. Ведь и армяне, и азербайджанцы стремятся к одной и той же цели – спокойно жить на своей земле.
В конце концов, самым странным обстоятельством в текущем, Мадридском пакете предложений является то, что предлагаемый сопредседателями МГ ОБСЕ к подписи «основополагающий» документ, судя по всему, ставит точку над всеми главными конфликтными вопросами (территории, статус, беженцы, гарантии безопасности), хотя изначально их мандат (DOC. 525/95, Вена,23 марта 1995) сводился лишь к «ведению переговоров со сторонами конфликта для заключения политического соглашения о прекращении вооруженного конфликта» (пункт 3). Правовой статус Нагорного Карабаха, согласно заявлениям членов Совета Безопасности ООН, в 1993г. голосующих за четыре известные резолюции по данному конфликту, должен был «решаться» на Минской Конференции (см, например, S/PV.3313, стр. 11), а не до нее. О том же говорилось в Декларации Девяти (членов Минской группы), упомянутой в последней резолюции СБООН 884 (Документ ООН S/26718).
Ованнес Никогосян – кандидат политических наук (Российско-Армянский (Славянский) Университет, Ереван).
ИА REGNUM
|
Главная 
