 Человек сознательно отдает самое дорогое на свете — жизнь. Отдает во имя своих убеждений, во имя семьи, народа, родины. Не только армяне издревле понимали, что "смерть осознанная есть бессмертие”. Но сказано это было в пятом веке армянским историком Егише в повествовании о подвигах и смерти Вардана Мамиконяна и его сподвижников на поле Аварайра, повествовании о первой в истории битве за христианскую веру, когда армяне отказались отречься от нее и принять зороастризм.
В недавнем прошлом нашего народа были свои герои, привыкшие смотреть смерти в лицо: Ахпюр Сероп, Геворг Чавуш, Грайр Тжгохк, Андраник, Нжде… Татул Крпеян, Артур Гарибян, Симон Ачикгёзян… Редко кто из них умирал своей смертью.
Фидаины конца XIX — начала XX века не имели никакого имущества. Только оружие и белый саван, в котором соратники должны были похоронить бойца в случае его гибели. Ценой жизни эти люди защищали честь и свободу армян. Спустя много лет славный список имен продолжили добровольцы-азатамартики Арцаха.
Одним из первых вспоминается Татул Крпеян…
21-го апреля 1965 года в деревне Арег Талинского района семья Жоры и Седы Крпеян пополнилась еще одним, шестым по счету ребенком. По предложению деда Маркоса малыша назвали Татулом в честь храброго ишхана Татула. Апрель 65-го стал для армян особенным, тогда впервые прорвались наружу чувства, лежавшие под спудом ровно полвека. Мы впервые осмелились заговорить о том, о чем глухо молчала из "высших соображений” советская власть: наш народ стал жертвой невиданного в истории преступления, подвергся геноциду.
О геноциде и потерянных землях вспоминали не только в Ереване, но и в деревне Арег. 20 апреля, за день до рождения Татула, Жора Крпеян вместе со старшим сыном Серго отправились на вершину горы Артени, к ним тайком присоединились другие сыновья: Минас, Григор, Манвел. Эта гора по меркам Армянского нагорья не слишком высока, "всего” 2047 метров. Но она — символ Талинского района. Если ехать по северному шоссе из Еревана, вершина Артени издалека указывает на приближение к Талину. Западный склон горы с деревней Арег у подножия, вырастает из равнинного ландшафта каменным боком огромного потухшего вулкана. Если подняться достаточно высоко, можно различить в бинокль родные места, откуда предки теперешних жителей Арега были изгнаны в 1915 году.
До позднего вечера отец с детьми оставались на вершине, разожгли большой костер — такой, чтоб виден был не только из деревни, но и с той стороны границы. Пусть знают: мы есть, мы живы, армяне воскресли из пепла…
Пламя горело четыре дня, каждый день все новые люди поднимались на вершину и поддерживали огонь. Возможно первым, что увидел в окно новорожденный Татул, был этот яркий свет костра на фоне ночного неба.
В Ареге обосновались армяне из деревень Нахичеван и Цпни Карсской области. Старики прожили жизнь в тоске по родным местам и привили это чувство молодежи. Казалось, сам здешний воздух пропитан заветной надеждой вернуться на утраченные земли, не позволить врагу навсегда оставить их за собой.
В такой атмосфере, среди таких настроений прошло детство Татула. Он слышал подробные повествования о резне, депортации. Слышал песни, исполненные горечи утраты, прославляющие потерянную Страну — Еркир. Позднее его мать, Седа рассказала о своем вещем сне в годы младенчества Татула. Будто на краю деревенского пшеничного поля стоит ее отец Смбат, который не вернулся с Великой Отечественной войны. Жалуется на одиночество, зовет того, кто стал бы ему товарищем и спутником. Никто не отзывается. Тогда Смбат обращается к дочери, чтобы подарила ему новорожденного Татула — у Зоравара Андраника не хватает бойцов…
Этот страшный сон описан в книге Рафаэла Саакяна "Страна орлов”, посвященной Татулу и его соратникам. Такое явление не поддается логическому объяснению, объяснить его можно только особенной интуицией материнского сердца, способной предвидеть далекое будущее.
Татул рос сильным, общительным и добрым парнем. Хорошо пел, как все Крпеяны, писал стихи, "заразившись” тоской по Еркиру. После школы отправился служить в армию, но вскоре был демобилизован после тяжелой операции на сердце. По возвращении поступил на исторический факультет Ереванского университета.
Скоро будущий историк, стремившийся узнать из лекций и книг о прошлом своего народа, оказался в фокусе событий исторического масштаба. Арцах, переданный советской властью Азербайджану, медленно, но верно терял свое армянское лицо. Руководство республики планомерно вытесняло коренных жителей, чтобы заселить опустевшие дома азеро-турками. От обширного армянского края остались только НКАО и прилегающие с севера территории — Шаумяновский район и часть Ханларского района.
Призыв Арцаха о помощи нашел отклик в Советской Армении, во всей диаспоре — началось общеармянское движение в поддержку их справедливой борьбы. Такой человек, как Татул, не мог не оказаться в первых его рядах. Он выступал на митингах, воодушевлял патриотическими песнями народ, который собирался на площади Свободы и подступах к Матенадарану.
Митинги в Ереване шли полным ходом, однако власти в Москве уже сделали свой выбор. Выбор в пользу Азербайджана, как и в далеком 1920 году, когда XI Красная Армия вошла в Карабах. Вопрос стоял только о методах проведения в жизнь "партийной линии” — насколько они должны быть жесткими. После землетрясения в декабре 1988 года центральным властям показалось, что обездоленный, обескровленный народ вынужденно откажется от солидарности со своими братьями и сестрами. Расчеты не оправдались, и было принято решение о постепенном ужесточении политики.
В середине 1989 года по настоянию отца Татул женился на Ирине, студентке филфака госуниверситета. Вначале отнекивался — не годится устраивать веселье в тяжелое для народа время. Но не мог ослушаться отца, тому хотелось подержать на коленях внуков и от младшего сына. Его желание исполнилось — в феврале следующего года Ирина родила дочь. Татул назвал ребенка Аспрам в честь девушки, подарившей ему подснежник после выступления с песней на митинге.
В августе Татул отправился на север Арцаха в историческое меликство Гюлистан, в село Геташен, оказавшееся в самой тяжелой ситуации. Он и раньше просил руководство университета предоставить ему отсрочку от учебы и направить в это большое село преподавателем истории. Перед отъездом поговорил с отцом, братьями и женой, но не смог заставить себя признаться матери, куда держит путь. Особенно тяжелым получился разговор с женой. На вопрос, думает ли он о своей крохотной дочери, Татул ответил, что думает не только об Аспрам, но обо всех армянских детях, даже о тех, кому еще предстоит появиться на свет. В Геташене молодому учителю истории предстояло стать бойцом самообороны.
Еще до отъезда Татул Крпеян состоял членом организации "Миацум”, которой руководил Игорь Мурадян. "Миацум” был детищем Дашнакцутюн и здесь действовал принцип полной добровольности — члены организации не брали на себя никаких обязательств.
Автор статьи участвовал в работе группы по вопросам воссоединения Армении и Карабаха. Она располагалась в помещении под номером "пятнадцать” здания министерства финансов Армянской ССР и состояла в основном из членов "Миацума”. Мне было суждено вплотную заниматься вопросами Геташенского подрайона до самого падения Геташена и Мартунашена. Изредка сюда заглядывал и Татул Крпеян — всегда молчаливый с улыбчивыми глазами, он крепко жал протянутую руку. Невысокий, плечистый, он уверенно и свободно двигался. Вокруг сразу собирались люди, пытаясь что-нибудь узнать, но он, как правило, отделывался парой общих слов. Солдату-добровольцу, народному защитнику не было нужды создавать ореол вокруг своей персоны.
Уже тогда из уст в уста передавались истории об удивительных подвигах Татула. Рассказывали, как ради спасения людей он проникал в расположение советских войск, призванных на защиту интересов лояльного Москве Азербайджана. Позже многие из его дел стали известны в подробностях. Приведу только один пример:
Из Мартунашена поступила новость о задержании солдатами двух бойцов отряда армянской самообороны. Из-за отсутствия паспортов наши ребята показались подозрительными. Военные забрали их с собой, намереваясь передать азербайджанскому ОМОНу. Татул с водителем отправились на "бобике” навстречу. Выйдя из автомобиля, Татул велел водителю укрыться в лесу и предупредил: "Если попаду в плен, стреляй в меня”. В таких случаях фидаины прошлого говорили: "Добром обвенчаться с пулей”. 
Один, с белым флагом Татул направился к военным и попросил о встрече с командиром. Командир в чине майора согласился его выслушать. Татул объяснил, что солдаты задержали двух невинных людей, которые не представляют для военных никакой опасности. Майор отказался отпустить ребят — задержаны, мол, члены незаконных вооруженных формирований, и азербайджанская сторона требует передать их ОМОНу. Татул попробовал убедить майора, что азербайджанский ОМОН фанатично ненавидит армян. От этих людей можно ожидать любой жестокости: бывали случаи, они сжигали пленников заживо. "Это их личное дело”, — равнодушно и грубо ответил майор. "А это мое дело”, — произнес Татул, выхватив из-за пазухи гранату-”лимонку”. Одной рукой он дернул за кольцо, другой крепко прихватил майора за ворот.
Перепуганный майор выполнил все требования Татула и отпустил пленников. Предоставил два БТРа: в одном отправились двенадцать безоружных солдат, в другом — он сам, Татул и двое освобожденных пленников, которые забрали себе по автомату. Когда добрались до Геташена, майор попросил вернуть автоматы. "Вернем потом, когда нужда пропадет”, — спокойно и коротко объяснил Татул.
Стараясь избегать прямых столкновений с советскими войсками, армянские добровольческие отряды Геташенского подрайона в основном противостояли азербайджанскому ОМОНу. Общее командование самообороной Шаумяна и Геташена осуществлял Шаэн Мегрян. Имелась устойчивая радиосвязь с Ереваном, изредка пилот Мушег доставлял на вертолете небольшое количество оружия и боеприпасов, продовольствие и письма. Известными только им тропами местные жители доставляли оружие на лошадях. Три дня приходилось тратить, чтобы преодолеть шестидесятикилометровый участок пути туда и обратно.
Несмотря на неравенство сил, народ верил в азатамартиков и не спешил покидать родные места. Люди работали, дети ходили в школу, в том числе и на уроки нового учителя истории Татула Крпеяна. Тем временем турко-азеры с помощью советской армии и внутренних войск день ото дня усиливали давление. В Москве приняли решение начать операцию "Кольцо” — по всей протяженности границы между Арменией и Азербайджаном был создан пятикилометровый "пояс безопасности” главным образом за счет армянской территории. Кольцо вокруг Арцаха должно было постепенно сжиматься, чтобы, наконец, "перекрыть кислород” армянам. Первым опытом удушения стал Северный Арцах.
Хроника событий: Основное армянское население Ханларского района было депортировано в ноябре — декабре 1988 года, а также в конце 1989 — начале 1990 годов. Лишь двум деревням на юге района в то время удалось организовать самооборону и отстоять свои дома. С тех пор руководство Азербайджана делало все возможное, чтобы подвергнуть депортации население этих сел. Геташен и Мартунашен были взяты в кольцо блокады и изолированы от остальных армянских сел Нагорного Карабаха.
29 августа 1990 года замминистра внутренних дел Азербайджана в сопровождении вооруженного отряда прибыл в Геташен и потребовал, чтобы жители покинули село. Сельчане отказались подчиняться и осенью последовали массированные атаки азербайджанцев в направлении Геташена, Мартунашена и Мнашена, которым был дан достойный отпор. Обычным явлением стали разбойные нападения на фермы и работающих в поле крестьян, засады на дорогах, угон скота, захват заложников. Цель была одна: запугать армян и вынудить их покинуть родные села.
Из воспоминаний Гранта Гюрджяна, последнего председателя Геташенского сельсовета: "16 января 91-го года в Геташен прибыли министры Язов и Бакатин. Мы постарались убедить их, что это — земля наших предков, и мы всего лишь хотим здесь мирно жить. Прилюдно я спросил Язова: "Товарищ маршал, как член Политбюро ЦК КПСС, скажите, — можем мы здесь жить или нет?” Он ответил: "Вы здесь жили и будете жить. Вопросов нет”.
Из воспоминаний ополченца-геташенца Симона Талаляна: "Село приехали защищать отряды "Арабо” во главе с Симоном Ачикгезяном ("Дед” погиб 30.04.1991 г., выйдя один против танка в Мартунашене), разданский отряд во главе с Зарзандом Даниеляном ("Грач”), отряд "Малатия-Себастия” Ваана Затикяна и дашнакцаканы во главе с легендарным Татулом Крпеяном”.
Из статьи спецкора Владимира Емельяненко в газете "Московские новости” от 12 мая 1991 года: "Жители Геташена не выполнили требование республиканских властей освободить село и искать себе "пристанище” за пределами республики. За "бунтом” последовало наказание: сюда не поставляются продукты питания, даже хлеб, третий месяц не выплачивается зарплата, блокированы все дороги, с 13 апреля отключены свет, вода, радиотрансляция… 24 апреля запрещены полеты вертолетов из Еревана в Геташен и Шаумяновск. Мотивировка: эти рейсы используются для перевозки оружия и боеприпасов армянским боевикам. Так Геташен оказался отрезанным от внешнего мира”.
Из воспоминаний Вардана Оганесяна, оператора из Еревана: "В первый раз я приехал снимать полностью окруженные села Геташен и Мартунашен за месяц до начала операции "Кольцо”. Пробыл две недели — и влюбился в край. Геташен был очень уютным, аккуратным селом с прекрасной природой, и люди были гостеприимны и доброжелательны. В Геташене было острое ощущение того, что это — Армения и ты борешься за свою Родину, защищаешь свою землю. В апреле я два раза летал туда и каждый раз поражался неадекватности ситуации. В Ереване проходили многотысячные митинги, на которых кричали о решимости защитить Геташен, а там у ребят не было смены. Тогда я понял, что по-настоящему воюют только скромные и немногословные люди. Геташен — это только начало военного этапа Карабахского движения, когда люди еще не осознавали до конца, что происходит. Думаю, операция "Кольцо” и есть начало войны против Арцаха... Татул Крпеян, на мой взгляд, был личностью харизматической. Весь Геташен обожал его. Несмотря на свою грозную бороду, это был добрейший человек. Его где-то и побаивались за то, что он запрещал и думать о том, чтобы покинуть село, и любили — он был надеждой Геташена”.
30 апреля 1991 года Геташен был блокирован советскими войсками и азербайджанским ОМОНом, к которому присоединился окрестный сброд, почувствовавший запах крови и добычи. Против полутора тысяч семей и нескольких десятков защитников армянского села сюда перебросили почти две сотни танков и бронетранспортеров, шесть боевых вертолетов.
По свидетельствам очевидцев село обстреливали из крупнокалиберных пулеметов и танков, вертолеты с красными звездами на боках совершали над домами зловещие круги на небольшой высоте, разбрасывая едкие дымовые шашки. Напряжение все больше возрастало, среди армян появились раненые и убитые, но войска пока еще не входили в село, выжидали. В этих условиях Татул пытался организовать самооборону.
После двух стычек с азербайджанскими омоновцами, последним пришлось уносить ноги. Но непрекращающийся обстрел отнимал у жителей села последние надежды. Детей собрали в здании школы, после каждого выстрела кто-то из них не выдерживал — плакал и кричал от страха. По радиосвязи из села раз за разом выходили на связь с Ереваном, просили что-нибудь сделать, но натыкались на каменное безразличие. В конце концов, из Еревана ответили, что помощи не будет. Татулу сообщили, что Мартунашен уже захвачен, там погиб "Дед” — Симон Ачикгезян.
Хроника событий: 28 апреля в Геташен на переговоры пришли трое русских офицеров и передали, что азербайджанцы готовы заплатить за эту землю. Они получили резкий отказ. 30 апреля подразделение Бакинского полка внутренних войск МВД СССР под командованием полковника Машкова заняло господствующие над Геташеном высоты и начало обстреливать село. В операции по депортации армянского населения принимали участие подразделения дивизии МВД СССР (в/ч 5478 и в/ч 5477), Бакинский оперативный полк и подразделения ОМОН Азербайджана.
Из воспоминаний Гранта Гюрджяна: "В 4.30 утра 30 апреля вооруженные формирования внутренних войск МВД СССР на танках и бронетранспортерах вошли в Геташен и Мартунашен. Нападение произошло сразу с нескольких точек, и мы оказались в плотном кольце. Против 1497 семей геташенцев, оставшихся в селе к тому времени, было брошено 207 танков и бронетранспортеров, 6 вертолетов типа "Крокодил” и "Кобра”. На окраине сразу же были подожжены 27 домов, появились первые жертвы. Жители стянулись к центру села, образовав круг самообороны”.
Тяжело человеку оставлять родную землю, становиться изгнанником. Но каково было пережить это вместе с остальными внуку изгнанников, вынужденных покинуть родную деревню близ Карса? Какое ощущение собственного бессилия должно возникнуть у человека, который спустя 75 лет чувствует обреченность всех попыток защитить право людей жить на своей земле, в своем селе, в своем доме против мощи "родной” советской армии. Долг и ответственность перед геташенцами требовали от Татула в этот момент решительных, крайних мер в попытке сорвать бесчеловечный замысел…
На передней линии войск появился человек в полковничьих погонах. Он быстро обменивался замечаниями с младшими офицерами, отдавал краткие приказы. По всем признакам — последние указания перед вводом войск в село. Татул решил действовать на опережение. Он скрытно подполз как можно ближе и мог теперь все слышать от первого до последнего слова, в том числе и фамилию полковника — Машков. Вскочив на ноги, Татул одним прыжком оказался рядом, ухватил полковника за ворот и выдернул из своей гранаты кольцо. Прежде чем Машков опомнился, Татул уже крепко его держал.
— Прикажи всем отойти от села, — потребовал Татул. — Или вместе взлетим на воздух.
"Красные береты” будто окаменели, опешив от неожиданности.
— Не стрелять, — приказал им Машков.
Новость молнией разнеслась по селу, дошла до остальных азатамартиков. Грач Даниэлян и Артур Карапетян быстро добрались до места, остановились на небольшой дистанции с автоматами наперевес, пытаясь обеспечить Татулу прикрытие.
Все вокруг понимали, что смерть витает совсем рядом. Крепко придерживая полковника, Татул пытался шаг за шагом вывести Машкова за пределы села, где бы тот мог отдать приказ об отступлении. Кое-как шевеля пересохшим языком, напуганный полковник попробовал объяснить, что исполняет приказ — даже если он погибнет, завтра другой командир выполнит поставленную перед войсками задачу. Из кармана Машкова Татул вытащил бумагу с планом блокады Геташена и выселения жителей любой ценой. Передал документ ближайшим соратникам, чтобы его доставили обороняющимся азатамартикам.
Солдаты ничего не предпринимали, опасаясь навредить командиру. Азербайджанские омоновцы издали пытались убедить их стрелять. Они хорошо знали Татула и давно уже назначили высокую цену за его голову. Татул с полковником продолжали медленно перемещаться, и в поле зрения Машкова впервые оказался снайпер. Офицер остановился, Татулу показалось, что он, наконец, согласился отдать нужный приказ. Машков слегка откинул голову назад — могло показаться, будто он хочет громче произнести слова приказа или размять затекшую шею. Настоящая причина была другой — теперь снайпер мог беспрепятственно поймать в прицел голову Татула. Раздались выстрелы, смертельно раненый Татул упал.
Грач и Артур открыли с колен огонь в сторону ОМОН-а, успели скосить нескольких бойцов, но сами остались лежать без движения. Приблизившись, омоновцы, открыли автоматный огонь в упор. Человеку и в смерти должно повезти, чтобы труп его был захоронен, как положено, не достался людям, потерявшим человеческий облик.
Из воспоминаний Гранта Гюрджяна: "Вместе с Грачем Татул решил двинуться вперед, держа Машкова под прицелом, чтобы убедиться, что танки покидают село. Несмотря на приказ не следовать за ними, его заместитель Артур Карапетян пошел следом, чтобы в случае чего защитить командира. Машков все время передавал приказ не стрелять и не двигаться вперед. По пути они натолкнулись на танки и ОМОН. И здесь Машкову удалось откинуться в сторону, оставив Татула на виду. В него выстрелили сразу. Попытавшиеся спасти Крпеяна Грач и Артур тоже были убиты... Так погиб Татул — человек необыкновенно большого сердца и мужества”.
Из воспоминаний Вардана Оганесяна: "Татул интуитивно сделал единственно правильный в те минуты шаг, ценой своей жизни предотвратив бойню в Геташене. Ведь азерам было как нельзя на руку спровоцировать перестрелку, им была очень выгодна смерть русского офицера — тогда у них были бы развязаны руки и они могли представить резню и депортацию как "борьбу с армянскими боевиками”. Когда Татул, смертельно раненый, упал, он успел подумать и о том, чтобы отбросить подальше гранату — чувствуя ответственность за геташенцев, он спас Машкова, который был только слегка ранен взрывом. Это привело к тому, что переговоры были продолжены, и жителей удалось переправить без большого числа жертв”.
Из воспоминаний Геворка Григоряна, врача-хирурга из Еревана: "Татул Крпеян первым понял, что имеет место тщательно спланированная и организованная Москвой операция. Его героическая смерть стала своеобразным выкупом за спасение геташенцев. Еще за год до этих событий он говорил мне, что ситуация в Геташене — результат политических спекуляций, ибо сами турки никогда бы не осмелились сунуться в село без русских войск. Помню, за тот год с лишним, проведенный в Геташене (всего раз съездил в Армению, в родное село Арег Талинского района, где у него была годовалая дочь Аспрам), он постоянно занимался с детьми — ведь Татул был учителем. Он учил их армянской истории, традициям, танцам... Татул, по-моему, в любом случае остался бы в Геташене — живой или мертвый…”
Из воспоминаний Гранта Гюрджяна: "В село вошли тысячи русских солдат, а прячась за их спинами — азербайджанский ОМОН, представители Народного фронта и мародеры. Лица солдат были почему-то обмазаны зеленкой...”.
Хроника событий: 30 апреля в Геташене и Мартунашене в результате погромов, устроенных ОМОН-ом, было убито 17 человек, десятки ранены, в том числе и дети. В заложники взято более 40 человек. Поистине трагически звучит одна из последних радиограмм, отправленная из осажденного Геташена:
"SOS! SOS! SOS!
Мы, жители двух армянских сел — Геташен и Мартунашен — умоляем спасти нас. Советская армия уничтожает советских граждан. Стреляют с земли и воздуха, из пушек и автоматов. Нас давят танками. Азербайджанский ОМОН захватывает в заложники наших детей, женщин и стариков. Наши дома грабят, поджигают. Мы не в силах охотничьими ружьями противостоять армии. Люди мира, помогите!
SOS! SOS! SOS! 30 апреля, 1991 года”.
Стоит обратить внимание на дату этого воззвания отчаявшихся людей и датировку листовок — на следующий день их разбрасывали над селом с вертолетов:
"Жителям сел Чайкенд (так переименовали Геташен азербайджанские власти — прим. ред.) и Мартунашен Ханларского района Азербайджанской республики.
В соответствии с многочисленными обращениями жителей сел Чайкенд и Мартунашен о выезде на постоянное место жительства в другие регионы, Ханларский райисполком гарантирует:
1. В строгом соответствии с законом обеспечить оформление документов на продажу личных домов, имущества и произвести выдачу денежных сумм в течение ближайших 3 суток.
2. Внутренними войсками МВД СССР будет обеспечена безопасность всех граждан во время их передвижения по территории Азербайджана.
3. Вышеизложенное согласовано с руководством республики и МВД СССР.
Председатель Ханларского райисполкома Н. Мамедов
01.05.91
"Жителям сел Чайкенд и Мартунашен Ханларского района Азербайджанской республики. В соответствии с просьбами жителей сел Чайкенд и Мартунашен руководство комендатуры особого района гарантирует:
1. До первого июня 1991 года обеспечить безопасность жителей сел Чайкенд и Мартунашен в процессе оформления документов на продажу личных домов и хозяйства граждан.
2. В эти же сроки будет обеспечена безопасность передвижения жителей этих сел на территории Азербайджана.
3. Указанные пункты согласованы с руководством МВД СССР и МВД республики.
Первый заместитель министра МВД республики Р. Мамедов
Зам. командира дивизии МВД СССР полковник Е. Мишин
01.05.91
В это время во дворах домов уже хоронили местных жителей:
Арамаис Авакян — 45 лет — зарублен топором на кухне собственного дома;
Ванес Ахумян — 76 лет — застрелен в постели (лежал больной);
Бениамин Гянджумян — 70 с лишним лет — погиб в собственном доме от огнестрельного ранения в области глаза;
Папик Заргарян — 55 лет — погиб в собственном доме;
Кямал Заргарян — погиб в собственном доме от огнестрельного ранения в полость рта;
Рипсиме Минасян — 82 года — погибла в собственном доме от огнестрельных ранений;
Папик Сейранян — 83 года — погиб в собственном доме;
Мельсик Согомонян — 34 года — убит ударом топора в собственном доме;
Оганес Оганесян — 65 лет — погиб при обстреле села, раздавлен танком;
Хачатур Давтян — 67 лет — взят в заложники сотрудниками ОМОН Азербайджана, труп выброшен на дорогу спустя несколько часов;
Шамир Алкамян — 57 лет — погиб от огнестрельного ранения, когда вышел на переговоры, труп раздавлен танком;
Размик Агаджанян — 49 лет — застрелен на пороге собственного дома.
И так далее… Часть трупов погрузили на бронетранспортеры и вывезли в Шаумян.
Из статьи спецкора Владимира Емельяненко в газете "Московские новости” от 12 мая 1991 года: "По свидетельству вывезенных из Геташена очевидцев, рано утром 30-го первыми в село вошли солдаты и офицеры Советской Армии. Они требовали у жителей паспорта, рвали их и настаивали на немедленном отъезде. В домах "отказников” крушили мебель, стреляли в пол и потолок. Вслед за ними ворвались омоновцы, а еще позже — мародеры на машинах. Они вывозили ковры, мебель, отбирали драгоценности.
53 крестьянина отряд ОМОН привез с соседнюю деревню Камо, где начальник
Ханларского райотдела милиции Мамедов объявил их заложниками. Один из них, Арсен Оганесян, был отправлен обратно к односельчанам с ультиматумом: если они не подпишут бумагу о добровольном выезде из Чайкента, то заложников расстреляют”.
Вспоминает Грант Гюрджян: "2 мая вертолеты начали вывозить людей. К тому времени мы уже обменяли 29 заложников, еще 13 были освобождены или выкуплены позже. Есть люди, судьбы которых до сих пор неизвестны. 8 мая начался грабеж села...”.
Характерно, что мужское население сел было депортировано на автобусах в Армению, в то время, как женщины и дети были отправлены на вертолетах в столицу Нагорного Карабаха — Степанакерт. Цель этого акта не оставляет сомнений: Азербайджан намеревался подобным образом запугать население Нагорного Карабаха.
Из статьи спецкора Владимира Емельяненко в газете "Московские новости” от 12 мая 1991 года: "Геташен встретил нас дымом пожаров и тушами танков. Вместе с боевыми машинами десанта и пехоты они взяли село в кольцо. Туда наши БТР пропускали по одному и в сопровождении бронетехники, участвовавшей в штурме.
Напротив больницы колонну остановили и молниеносно окружили омоновцы, одетые в пятнистую форму. Я почувствовал себя пленным. Перед порогом дома валялись окровавленные трупы.
У некоторых из них отрезаны уши, лица исполосованы до неузнаваемости. Почти у всех — рваная ножевая дыра в горле.
Здание, изрешеченное пулями, пропахло смертью. В коридорах на полу и кроватях сидели и лежали люди, будто загипнотизированные. У одних прострелены руки, у других — ноги. У одного из мертвых снят скальп, а живые, затравленные, смотрели в пустоту. Говорила только крохотная девочка. Она сидела у изрубленного на куски женского трупа и что-то бормотала”.
Из воспоминаний Эльмиры Акопян, операционной сестры Геташенской больницы "Ситуация в больнице была ужасной — не было электричества, воды. Геворк Григорян, пешком из Мартунашена придя в Геташен, все организовал, мобилизовал нас. Сразу после вхождения войск в больницу начали приносить раненых. Помню женщину с простреленными ногами... Приносили тела убитых. Мельсика разрубили топором прямо в постели — он был болен. Потом принесли тела троих ребят, Валерия Назаряна — сына нашей санитарки Ангин. Когда мать в полумраке обняла сына, она почувствовала, что у него отрублено ухо...”
Из воспоминаний С. Талаляна: "1500 домов было в Геташене — мы перед уходом сжигали все, что могли, чтобы не досталось врагу. Из имущества вынесли только то, что было на себе. Вместе с Игорем Мурадяном в ночь на 7 мая мы последними ушли из Геташена — лесами в Шаумян. И я до сих пор думаю, что надо было остаться — пусть даже жить в постоянной опасности или погибнуть, но на своей земле. Мы настаивали на том, чтобы и врачи покинули село. Их было трое: Геворк Григорян, Саркис Акопкохвян и Валерик Хачатрян. Но они отказались — Валерик, перенесший инфаркт, не вынес бы дороги, а товарищи не захотели его оставлять. К тому же Геворк считал, что, как врачи, они неприкосновенны. А их взяли... Я знаю, что очень мужественно вел себя в плену Геворк и очень поддерживал остальных заложников. Мучили их нещадно...”
Из воспоминаний Геворка Григоряна: "Проверив наши документы, русские сдали нас азерам, сказав, что эти, мол, выдают себя за врачей. Повезли в Гянджу и продержали в тюрьме 17 дней. Ни разу не посетили нас представители Красного Креста. Нам пришлось пройти через тяжелейшие испытания, но им так и не удалось навесить на нас уголовное преступление. В нашу защиту была организована международная кампания, и нас вынужденно выпустили. Я часто думаю о том, насколько ситуация в Ереване была неадекватной происходящему в Геташене. В последние дни никто из тысяч митингующих не поехал туда помогать защитникам села. Там были только те, кто приехал сюда раньше. Они остались до конца и вышли из Геташена морально победившими. Дух геташенцев и азатамартиков был силен настолько, чтобы защитить село от бандитов-омоновцев, но танкам, вертолетам, БТР и вооруженным армейским частям противостоять было просто невозможно”.
Из воспоминаний Вардана Оганесяна: "Когда нам вернули 27 заложников, которых двое суток держали в автобусе, мы ужаснулись: они были в ужасном состоянии. Их жестоко избивали и издевались, хотя там были инвалиды и старики. Помню одного бесстрашного ополченца — Межо. С него живого сняли скальп, и только благодаря повязке на голове и кровоподтекам его приняли за старика и вернули. Вечером
6 мая село было опустошено. Мы дожидались темноты, чтобы лесами уйти. Я вышел, будучи в состоянии жуткого предчувствия. Напоролся на солдат и попал в заложники. Увезли сперва в Ханлар, потом в Гянджу. Подозревали, что я — скрытый дашнак, не верили журналистским удостоверениям. Освободили через два с лишним месяца благодаря поднятому журналистской братией шуму...”
Несведущие в истории люди могут задать вопрос: не лучше ли было согласиться со всеми требования властей, уйти из села, не дожидаясь танков, вертолетов и "красных беретов”. Но каждая страница нашего прошлого неопровержимо доказывает — когда армяне пытались обойтись малой кровью, отказывались от вооруженного сопротивления из-за неравенства сил и выполняли поставленные требования, жертвы оказывались неизмеримо большими. 
Отдавая жизнь за родную землю, человек не только сам шагает в бессмертие, но вытягивает свой народ к свету вечной жизни из засасывающей воронки небытия. 20 мая 1996 года президентским указом Татул Крпеян был посмертно удостоен звания "Национального героя Армении”. Президент страны лично вручил награду его родителям.
* * *
Стараниями партийной ячейки Дашнакцутюн "Лер” ереванского района Арабкир и ее руководителя Армине Есаян в жаркий солнечный день 30 апреля 2005 года, в годовщину гибели Татула было организовано посещение села Арег и могилы героя. Мы навестили родной дом Татула, где собралась большая семья Крпеян. Отправились к мемориалу в честь 58 жителей села, не вернувшихся с Великой Отечественной войны. Здесь же впоследствии хоронили сельчан, погибших за свободу Арцаха. Хачкар на ухоженной могиле Татула тыльной стороной прислонился к горе Арени. Стоя рядом, скорбно смотрели на него мать Татула Седа и ее двоюродная сестра Гоар — сама мать павшего героя Артура Гарибяна.
"Татул любил помогать людям, — рассказал мне на кладбище его старший брат Серго. — Был приветливым, послушным, исполнительным. Но характер имел сильный. Никто не смог его удержать, когда он принял решение оставить учебу на четвертом курсе и отправиться в Геташен. Говорил, что едет преподавать в школе, но мы все отлично понимали, ради чего он стремится туда.
30 апреля сообщили, что в Геташене есть жертвы, депортируют все население села. Мы спешно отправились в аэропорт "Звартноц” — сообщение с Карабахом было возможно только по воздуху, вертолетами. Должны были привезти и тела погибших. Мы уже знали, что среди них есть человек по имени Татул, но не были уверены, наш ли это брат. В группе людей мы узнали известного писателя и публициста Зория Балаяна. Обратились к нему с вопросом: "Какой Татул погиб в Геташене?” — "Там был один Татул, талинский, он и погиб”.
Татул не мог поступить по-другому — он ведь столько слышал от нашего деда о родном селе Нахичеван близ Карса. Мы все будто воочию видели насилия и резню армян турками и курдами. Не только Татул, но и другой мой брат Манвел тоже участвовал в освободительном движении. Неоднократно был ранен, особенно тяжело в первый раз. Но врачам удалось спасти его жизнь”.
Дома у Крпеянов, после краткого поминовения, мне удалось пообщаться за столом с остальными братьями:
"У Татула было особенное чувство собственного достоинства, это достоинство он никому не позволял уронить, — поделился со мной Минас. — Он любил настоящий мужской спорт. Сперва увлекся боксом, после возвращения из армии стал заниматься борьбой. Часто посещал спортшколу объединения "Зоравар Андраник”, которой руководил и по сей день руководит многократный чемпион СССР, Европы и мира Норайр Мушегян...
Я как раз вернулся из Грузии, когда в Гюмри ранило Манвела. Он отправился туда с товарищами добыть оружие. Вынося оружие, ребята попали под обстрел советских солдат. Манвела помести в гюмрийскую больницу, чуть ли не все село собралось там. Приехал и Татул, он еще учился в университете. Несколько раз они с Игорем Мурадяном проходили в палату несмотря на запрет врачей. Как и когда у них это получалось, никто не замечал, хотя все стояли у дверей больницы. Состояние Манвела было критическим, но через несколько дней немного улучшилось. Когда опасность для его жизни миновала, Татул предложил мне съездить на границу с Грузией. "Брат лежит с тяжелым ранением, что тебе там так срочно понадобилось?” — спросил я. Татул промолчал и поехал один. Вернулся с двумя ящиками автоматов. Спрятал оружие в отцовской мастерской. Увидевшись со мной, сказал: "Не поехал, думал без тебя ничего не смогу? А я, вот, привез”. Отец в эти дни все чаще захаживал в мастерскую, по делу или просто так — успокоить натянутые нервы, остаться наедине со своими мыслями. Увидев оружие в ящиках, забрал один из автоматов, перепрятал отдельно. Через несколько часов передумал, достал из тайника и вернул обратно в ящик”.
С Манвелом Крпеяном мы пообщались, когда остальные уже вышли из дома во двор, чтобы отправиться обратно в Ереван.
"Из-за небольшой разницы в возрасте мы с Татулом были близки друг с другом. Столько всего вспоминается, даже не знаю с чего начать. В день землетрясения, 7 декабря 1988 года Татул заехал в Талин ко мне на работу и сообщил, что привез к нам в дом четверых человек, семью беженцев из Азербайджана. Попросил, чтобы я отнесся к ним, как к родным. Сел в машину и оттуда крикнул: "Если понадобится, найдешь меня в Спитаке!” Когда Татул вернулся после спасательных работ, он показался мне орлом со сломанными крыльями. Беспрерывно говорил о землетрясении, переживал, что весь север Армении разрушен и опустошен.
Потом как-то раз сказал: "Присмотри за Ириной и Аспрам вместе с папой и мамой. Я уезжаю в Геташен. Здесь мне делать нечего, а там работы много. Пока не закончу, не вернусь”. Поговорил и с отцом. Вместе с отцом мы поднялись на гору, долго беседовали. Татул сказал отцу: "Папа-джан, в будущем году, в мае вместе съездим в Геташен, сядем на берегу реки, хорошо проведем время”. Ему не суждено было увидеть мая не только в будущем, но и в этом году...
Татул был замкнутым, немногословным — никто не знал, что у него на уме. Часто поднимался вверх по склону горы, садился на один и тот же камень, молча размышлял или писал стихи. Ночью будил бабушку, просил научить нужной ему песне или танцу. Полусонная бабушка вынуждена была петь и танцевать вместе с ним. Однажды и меня потащил к кавору. Я попытался объяснить, что уже поздно, неудобно будить пожилых людей. Но Татул настаивал. Наш кавор был музыкантом — Татул разбудил его и попросил научить нас песне "Нахичеван” и медленному танцу под названием "Нарой-нарой”. Бедняге кавору и его жене пришлось встать, началось обучение. Постепенно все вошли во вкус, и скоро я уже танцевал вместе с пожилыми супругами под пение Татула. Позже, на одной из встреч в Ереванском политехническом институте кто-то из студентов исполнил песню "Нахичеван”, которой научился от Татула. Татул любил повторять: "Мы все должны знать, откуда пришли и куда идем”.
...Когда меня первый раз ранило, он сказал: "У тебя трое детей, у меня еще ни одного. Будь спокоен, я все выполню и за себя и за тебя”.
Аспрам было несколько месяцев, когда он погиб. Она видела отца только на фотографии и часто принимала меня за него, называла папой. Пришлось сбрить бороду, чтобы избежать путаницы. Жена Татула Ирина почти не видела мужа. Теперь они с Аспрам живут в Ереване. Недавно, на день рождения Татула приезжали сюда. 24 апреля мы с Аспрам поднялись на вершину Артени, вместе разожгли костер. Аспрам сказала мне, что каждый год будет зажигать его здесь.
Она во всем похожа на Татула. Однажды я зашел к ней в школу, поговорил с классной руководительницей. Учительница была очень довольна успехами Аспрам, но жаловалась, что она ведет себя не так, как подобает девочке, все мальчишки в школе боятся ее. Я объяснил Аспрам, что армянская девочка должна быть нежной, кроткой и смирной. "Хорошо дядя, — ответила она. — Я буду кроткой и смирной. Но зачем эти мальчишки косо смотрят на девочек из нашего класса?”
Под конец я поговорил с Григором. 
— Когда Татул последний раз собирался в Геташен, он кипел от возмущения. Отсюда в Карабах должны были отправить муку. Обещали ему: езжай, следом за тобой отправим. По какой-то причине, возможно, по вине конкретных людей это не удалось. Знаю только, что в этот день он отправился к Вазгену Манукяну. Перед этим мы с ним дома сильно поспорили. Скажешь Татулу принести стакан воды, сделает без разговоров, как младший брат. Но если спор зайдет о важных вещах, никому не уступит. Я поехал в аэропорт проститься с ним, но чуть-чуть опоздал, ребята показали на удаляющийся вертолет…
На террасе второго этажа недостроенного дома, родного дома Татула, ходила туда-сюда его мать Седа, отдавая распоряжения невесткам и детям.
— Эх, бала-джан, — сказала она мне. — Какая мать на свете примирится со смертью своего сына? Он герой, его имя будут помнить и через сто лет, когда никого из нас уже не будет в живых. Но если б только не было войны, если б он не отправился туда, заимел бы сына, чтобы хранил память об отце.
Мы вернулись в Ереван на автобусах раскрашенных в цвета армянского флага. Жаль, что Татул и тысячи других добровольцев-азатамартиков так и не увидели свободного Арцаха, ставшего живым памятником их беззаветной храбрости. Сегодня, когда на мирных переговорах нас вынуждают к односторонним уступкам, возникает вопрос: имеем ли мы право уходить хотя бы с квадратного километра освобожденных территорий, не ставя вопрос об уходе противника из оккупированных Шаумяновского района, Геташена, Мартунашена.
Редакция благодарит Организацию по изучению армянской архитектуры (RAA) и лично Самвела Карапетяна за предоставленные фотографии Геташена. Омари ХЕЧОЯН
ИСТОЧНИК: Журнал АНИВ
|
Главная 
