Во вторник в Национальной Академии наук состоялось чествование лауреатов Международной астрофизической премии имени Виктора АМБАРЦУМЯНА. Премии вручил президент РА Серж Саргсян. Учрежденная в 2010 году премия стала еще одним свидетельством высокого уважения, которым пользуется имя ученого на родине и за ее пределами. Виктор Амбарцумян, без сомнения, не только великий ученый, но также лицо нации, армянского интеллекта.

Эта премия хороший повод вновь обратиться к знаковой личности. Предлагаем отрывки из книги воспоминаний доктора наук, астрофизика Алексея ЭЙГЕНСОНА, свыше полувека назад приехавшего в Бюраканскую обсерваторию писать диссертацию. В его воспоминаниях создатель обсерватории — гордости армянской науки — предстает реальным, без прикрас, человеком. Таким же видит В.Амбарцумяна академик Геворк БРУТЯН в своих миниатюрах об ученом. "НВ” благодарит авторов за предоставленные материалы.

Алексей ЭЙГЕНСОН

"Если вы не видели Бюракан - значит, вы ничего не видели”

...Зимы в Армении хотя и холодные, но бесснежные. Кроме того, астрономам надо забраться как можно выше в горы, к Солнцу и звездам. Видимо, этим и руководствовался Амбарцумян, когда выбирал место для будущей обсерватории. Это место оказалось вблизи села Бюракан, на высоте 1500 метров над уровнем моря, на склоне потухшего вулкана Арагац, что на 35 километров севернее Еревана. Место было, мягко говоря, неприглядное: камни, совсем мало земли, засохшие виноградники да пожухлая прошлогодняя трава. И вот за несколько лет все это преобразилось до неузнаваемости, превратилось в райский сад. И в этом несомненная заслуга Амбарцумяна. Только ему, с его непререкаемым авторитетом в Армении, да и за ее пределами, по силам было сотворить это чудо. Если вы не видели сегодняшнего Бюракана, значит, вы ничего в этой жизни на нашей прекрасной планете не видели. И не только на Земле, но и вообще в нашей Солнечной системе и даже в нашей Галактике. Тысячи роз всяких мыслимых и немыслимых цветов и запахов, красных и белых, желтых и чайных, фиолетовых и... А кусты, жасмин и сирень, бугенвилеи и прочие... А пальмы, кедры, кипарисы, сосны, березы... Те самые березы, которые специально были высажены на главной бюраканской аллее по просьбе жены академика Амбарцумяна Веры Федоровны. Той самой хрупкой блондинки, которую академик вывез из холодной России и привез в солнечную Армению.
* * *
Когда не были еще построены башни телескопов, а сами эти инструменты стояли под открытым небом, к Амбарцумяну подошел его ученик из первого выпуска астрофизиков Ереванского университета Беньямин Маркарян с новой сверхчувствительной фотопластинкой, полученной им на первом телескопе. — Посмотрите, пожалуйста, Виктор Амазаспович! Что-то здесь странное. Ну, не могли все эти яркие звезды оказаться здесь все вместе случайным образом! В.А. посмотрел. И увидел. И понял то, что до него видели многие, но не понимали. Воистину, для этого надо было обладать гениальной прозорливостью!
А это были те самые группы звезд, которые В.А. назвал впоследствии звездными ассоциациями. Он предположил, что эти ассоциации образовались не путем конденсации изначально разреженного космического газа, а наоборот, путем распада неких дозвездных тел неизвестной природы или, как он назвал их, Д-тел.
Открытие всколыхнуло весь научный мир. Сразу же появились новые исследования этих объектов. Голландец Блаау подтвердил существование ассоциаций и даже как будто обнаружил их расширение и распад. Подтвердил все это и известный московский астроном П.Н.Холопов. Но были и иные голоса. Другой известный московский астроном профессор Б.А.Воронцов-Вельяминов с самого начала обрушился на В.А. с резкой критикой.
Словом, развернулась бурная дискуссия в научной печати. Иногда отголоски этих баталий выплескивались даже в газеты. Но, так или иначе, вскоре Амбарцумян и Маркарян были удостоены Сталинской премии "за открытие и исследование звездных группировок ранее неизвестного типа — звездных ассоциаций”. А сам В.А. был избран академиком Союзной Академии наук.
* * *
Амбарцумян был тот самый блистательный лектор, на лекции которого сбегались студенты и профессора со всех факультетов Тбилисского и Ереванского университетов — и филологи, и математики, и астрономы. Боже, что это были за лекции!.. Он никогда не читал по бумажке. Какие конспекты! О чем вы говорите! Он даже не мог устоять за кафедрой больше пяти минут. Вместо этого он выбегал в аудиторию, хватался обеими руками за переднюю парту и, закрывая глаза и брызгая слюной, выпевал свои бесконечные рулады. Слушателей поражали и глубина проникновения в самую суть предмета, и энциклопедичность, и оригинальность и нестандартность мышления. Так, он ни в грош не ставил Толстого, зато всячески превозносил Шекспира. Как это ни покажется странным или, может быть, даже непатриотичным, но он не слишком жаловал и корифеев армянской литературы, таких, как Аветик Исаакян. Что уж тут говорить о современниках! Сюда относилась и любимая мною Сильва Капутикян...
Мне и самому довелось пару раз слушать его лекции. Помню, что сидел как завороженный и выскакивал потом в коридор с квадратными глазами...
...Я больше десяти лет регулярно приезжал на месяц-два в Армению на консультацию к Виктору Амазасповичу. Однажды это случилось летом, которое выдалось совершенно нетипичным для этих благодатных мест. Дожди, да не такие, как обычно, ливневые, а моросящие, как во Львове или Ленинграде. Именно в то время в Москве проходил матч на первенство мира по шахматам между Михаилом Ботвинником и Тиграном Петросяном. Все площади Еревана были украшены огромными демонстрационными досками. И перед каждой из них стояла толпа тесно прижавшихся друг к другу болельщиков. Почему-то большинство из них составляли женщины, которые и в шахматах-то почти наверняка ничего не понимали. Редкие фигурки понимающих окружались тесным кольцом: "А что Ботвинник здесь сделает? А чем наш Тигран ответит?” Сам Виктор Амазаспович Амбарцумян после случайного проигрыша Петросяна — попав в цейтнот, зевнул фигуру — послал правительственную телеграмму в Москву: "За Вами стоит трехмиллионная Армения и многомиллионная армянская диаспора. Наше дело правое, победа будет за нами. Академик Амбарцумян”.
И дошла телеграмма, и дошли телепатические сеансы связи! И выиграл-таки Петросян, и маленькая Армения стала центром всего шахматного мира.
* * *
Виктор Амбарцумян и астроном Иосиф Шкловский были вечными оппонентами, постоянно спорили между собой. Мне кажется, что они даже нуждались друг в друге. Эдакие друзья-враги... Они спорили друг с другом всюду — на всяких конференциях, совещаниях. Правда, до полемики в научной печати, насколько мне известно, не доходило.
Однажды мне довелось присутствовать при их очередном споре. Дело было в кабинете Амбарцумяна, а речь шла о проблемах сталкивающихся галактик. Сам я был очень далек от этой тематики и интересовался ею чисто платонически, так что меня интересовала главным образом внешняя сторона их спора. Привлекала внимание, прежде всего, их манера ведения дискуссии, а также, конечно, их внешний вид. Этот вид очень отличался. Амбар — благодушный, спокойный, говорит неторопливо, тихим голосом. А Шкловский, взъерошенный, явный холерик, вскакивает со стула, хватает Амбара за локоть или за пуговицу и что-то горячо ему втолковывает. Амбарцумян: "Да, вот тут Вы правы, Иосиф Самойлович, тут я с Вами совершенно согласен”. И Шкловский, торжествующе: "Ага! А что я Вам говорил! Если галактика А подходит к галактике В на достаточное расстояние, вот тогда-то и будет взрыв!” И Амбарцумян: "Все это так, дорогой Иосиф Самойлович, но вот только какова вероятность такого сближения и такого столкновения? Ведь ядро галактики наверняка очень мало. А тогда эти две галактики, А и В, просто пройдут друг через друга, как два комариных роя, и никакого взрыва не будет. Разве не так? Или, может быть, я чего-то не учел, а, Иосиф Самойлович?”
И тут, на моих глазах, Шкловский замолкает, стушевывается и как-то бочком выползает из кабинета. Мне даже жалко его стало. Ну, на кого ты, бедолага, руку поднимаешь? Ведь он тебя проглотит и выплюнет! Н-да, думаю, дела...
Ну а теперь, когда с ассоциациями, в основном, покончено, позвольте сказать еще несколько слов об их авторе, а также, конечно, и вообще об Армении. Это будет несколько перекликаться с предыдущим разделом, так что уж извините...
Шкловский и Амбарцумян были похожи в основном — оба были настоящими учеными. Учеными с большой буквы. Оба они уважали и ценили друг друга — за талант, за смелость, за бескомпромиссность в отстаивании своих убеждений. Но было и немало такого, что резко отличало их друг от друга. Например, публичные выступления и, вообще, популяризаторский талант. У Шкловского — поистине блестящий, а у Амбарцумяна, увы, совсем наоборот. Помню его доклады на научных семинарах и конференциях. Уткнется, бывало, носом в доску, что-то невразумительное бормочет, а потом вдруг и взвизгнет на самом неподходящем месте. Зато статьи научные, предназначенные для специалистов, писал блестяще — глубокие, с четкими и ясными формулировками, с далеко идущими выводами, с каким-то фантастическим даром предвидения. Он мог сразу, буквально сразу, через какую-нибудь пару минут проникнуть в самую суть какой-нибудь проблемы, о которой он раньше вообще ничего никогда не слышал. Один-два наводящих вопроса, и все, он попадает в самое слабое место. И так было всегда, с самого начала его научной, да и ученической деятельности. Очевидцы вспоминали, как они, будущие корифеи физики и астрономии, бывало, обсуждали какую-то проблему или же какую-нибудь задачу. А корифеями этими были те, чьи имена ныне широко известны — Виктор Амбарцумян, Лев Ландау, Георгий Гамов, Дмитрий Иваненко, Николай Козырев и еще несколько человек, студентов Ленинградского университета. Так вот, пока Лева Ландау взъерошит свою роскошную шевелюру, пока Коля Козырев выпрямит свой богатырский стан, так Амбар уже выдает правильное решение, будь то из теории тензорного исчисления, или интегральных уравнений математической физики, или особенностей расширения Вселенной. А по широте познаний вообще не было Амбарцумяну равных — с ним можно было обсуждать почти все разделы астрономии. Разве что великий итальянский физик Энрико Ферми мог составить ему конкуренцию...
И еще. Амбарцумяна отличала внешняя скромность, пусть даже и показная. Кроме того, он очень точно понимал, что и для чего говорит его собеседник, какова его настоящая цель. И Амбарцумян не поддавался ни на какие комплименты, ни на какую лесть. А вот тут уж Шкловский был полным антиподом.
* * *
Амбарцумян был действительно уникальной личностью по своим способностям, как реализовавшимся, так и оставшимся в тени, невостребованными ни той страной, ни той эпохой.
Он ведь наверняка тяготился, осознанно или нет, той ролью, которую ему послала судьба. Ему были явно малы и узки все эти его должности и звания — академика, дважды Героя социалистического труда, Президента республиканской академии, основателя и директора Бюраканской обсерватории, и прочее, и прочее, и прочее. При всей своей внешней скромности он был, по моему глубокому убеждению, чудовищно честолюбив. Зачем ему были все эти регалии, все эти звания и должности? Зачем нужна ему была эта Нобелевская премия, к которой его представляли? Ведь, получив ее, он стал бы в один ряд с другими нобелевскими лауреатами и был бы среди них равным из равных, а отнюдь не первым и единственно-первым.
Мне рассказывали очевидцы, как Амбарцумян учился в Ленинградском университете. Уже с первого курса он привлекал внимание профессуры — своими математическими способностями, трудолюбием и — last not least — быстротой реакции. Там у них, у корифеев будущих, образовалась прекрасная команда — сам Амбарцумян, Ландау, Козырев, Иваненко, Гамов и другие, опять же выдающиеся и неординарные личности. Могу похвастать — к ним в те годы принадлежал и мой отец Морис Семенович Эйгенсон, будущий профессор астрофизики.
Мне рассказывали, как Амбарцумян стал Амбарцумяном, то есть как он учился и работал. Он обшаривал все уголки всех главных наук, перерешал дважды все существующие задачи из всех существующих задачников на всех языках, которые только были в университетской библиотеке — на немецком, который в то время был основным языком всех естественных и точных наук, а также, конечно, на русском, французском и английском. Недаром же потом первые его научные работы выходили на этих языках. Вначале он хотел стать чистым математиком, но потом, на втором курсе, после знакомства с профессором Аристархом Апполоновичем Белопольским сделал окончательный выбор — астрономия. А в ней, в астрономии, он выбрал новое направление — астрофизику. И вскоре стал ведущим специалистом в этом направлении, по сути, заложил основы совсем новой науки — теоретической астрофизики. В этом, в теоретической астрофизике, он был ведущей фигурой во всем мире, от Японии до Америки, от Кейптауна до Кембриджа и от Петрограда до Владивостока (простите, я, кажется, увлекся. Ведь Петроград к тому времени уже стал Ленинградом).
Но после войны он полностью переменил сферу своих интересов, занялся звездными ассоциациями и внегалактической астрономией, где нужны были, конечно, совсем другие познания, совсем иная сфера исследования. Это даже вызывало непонимание его коллег и учеников. "Не узнаю Виктора Амазасповича. Совсем не те работы, совсем нет не то что уравнений, нет даже формул”, сказал его любимый ученик Виктор Викторович Соболев, ставший впоследствии академиком и признанным главой ленинградской астрономии. А Амбарцумян в это время был уже в солнечной Армении, проводил свои исследования звездных ассоциаций, а затем ядер активных галактик, а затем вспыхивающих звезд и вообще нестационарных объектов во Вселенной. И одновременно был вынужден ежедневно решать десятки и сотни проблем, которые наваливались на него не только как на директора построенной им Бюраканской обсерватории, но и как президента Академии наук Армении. А это и финансы, и строительство, и распределение квартир, и многое, многое другое. И надо сказать, что со всеми своими многотрудными задачами он справлялся образцово. Недаром армянская Академия много раз признавалась самой лучшей из республиканских академий!

Геворк БРУТЯН

ФИЛОСОФ ОТ РОЖДЕНИЯ

Великий астрофизик был философом как от рождения, так и по своей научной деятельности, да и вообще по жизни. Очень часто он размышлял о Вселенной. Впрочем, быть влюбленным в космос и при этом не философствовать по меньшей мере странно. Один из объемистых томов, написанных им, носил название "Научные философские вопросы о Вселенной” — чрезвычайно говорящее название.
Он принимал активное участие в международных конференциях, посвященных философии, где само его присутствие делало погоду и даже выбор тем конференции определялся участием Виктора Амбарцумяна.
...Основной темой XVI конференции (1978 г.) была "Философия и наука в современном мире”. На пленарном заседании обсуждалась проблема "Идея космоса”. Первым докладчиком, согласно программе, был Виктор Амбарцумян. Как отмечала западногерманская пресса, с докладом о космосе выступил человек, идеями которого руководствуется ученый мир как Востока, так и Запада.
Когда в Советском Союзе было основано философское общество, Виктор Амбарцумян, что вполне закономерно, был избран членом правления общества. В Ереване было создано республиканское отделение данной организации, на базе которого в 1990-м основано самостоятельное философское общество Армении. На первом же заседании Виктор Амбарцумян был избран его почетным президентом.

ОН ЗНАЛ ЯЗЫК ЧИСЕЛ

XIV международная философская конференция, проходившая в Вене в 1968-м, состоялась в тяжелых для делегации Советского Союза условиях. Тому предшествовали события в Чехословакии — ввод советских войск в страну. В составе делегации был также Виктор Амбарцумян, что не случайно: члены делегации возлагали большие надежды на его высокий авторитет не только в профессиональной, но и философской сфере. По прибытии в Вену нельзя было не заметить, что Виктора Амбарцумяна среди делегатов нет. Дело в том, что организаторы конференции под разными предлогами препятствовали участию делегатов из Советского Союза и разрешение на въезд мы получили с большим опозданием. Выяснилось, что Виктор Амбарцумян должен был прибыть позже, притом без своей супруги, как планировалось. В дни, проведенные в Вене, мы почти всегда были вместе. Очень часто к нам присоединялся знаменитый философ, интереснейшая личность Хачик Момджян. В первый же день к Виктору Амбарцумяну подошла прибывшая из Москвы дама, занимавшаяся решением бытовых проблем делегатов. Она заявила, что определенная сумма выделена для Амбарцумяна с супругой. Но поскольку он прибыл один, да еще с опозданием, то размер суммы подлежит пересчету. Достав ручку и бумагу, дама взялась было писать, как Виктор Амбарцумян, уточнив детали, тут же назвал сумму. Удивленная дама, кстати, не менее чем я сам, смущенно пролепетала: "Придется все же проверить, не закралась ли где-нибудь ошибка”. Она считала довольно долго, переводя рубли в доллары, потом в австрийские шиллинги. Под конец, не скрывая удивления, заявила, что молниеносные подсчеты Амбарцумяна совершенно точны. В то время Амбарцумяну было 60 лет...
Он не только знал язык чисел и мог мгновенно совершать различные математические действия, но и с блеском просчитывал грани проблемы, которые касались науки, разных областей жизни.

"МАДАМ, КАК ВАМ МОЕ ПРОИЗНОШЕНИЕ?”

На пленарном заседании Венской конференции практически все доклады членов делегации Советского Союза сопровождались свистом и возгласами "Танки, танки”, доносящимися из зала (подразумевались танки, введенные Советским Союзом в Чехословакию). То был настоящий бойкот. Ситуация резко изменилась, когда с докладом выступал Виктор Амазаспович. Его слушали в абсолютной тишине и с глубоким вниманием. Советские делегаты вздохнули с облегчением... После доклада к нему подходили участники конференции, пожимали руку или, проходя мимо, обменивались с ним улыбкой. Среди прочих подошла женщина-философ и без лишних вступлений обратилась к Виктору Амазасповичу. "Вы такой крупный ученый. И ваш доклад был прекрасным. Почему же вы не сумели повлиять на свое правительство, позволив, чтоб ваши танки вошли в чужую страну?” Я растерялся, пытаясь угадать, что же ответит ученый. Своей визави Амбарцумян ответил вопросом на вопрос; "А как вам, мадам, мое английское произношение?” — "Ужасно”, — процедила она и горделиво удалилась.

НЕКОТОРЫЕ СМОТРЯТ В НЕБО...

О жестких правилах уличного движения в Вене меня предупредили заранее. Если вы ненароком перешли улицу на красный цвет и машина совершила на вас наезд, то наказание водителю не грозит: он может спокойно продолжать свой путь. Виктор Амбарцумян, который зачастую придерживался принятых в стране норм и правил, во время прогулок по Вене часто смотрел на небо. Опасаясь, что он может перейти дорогу в неположенном месте, я всячески пытался уберечь его от неприятных сюрпризов. Выложил ему все, что знал сам о правилах дорожного движения. К сказанному он отнесся с пониманием, но добавил при этом: "Людям не всегда следует смотреть под ноги, иногда нужно направлять взгляд и на небо, — затем уточнил свою мысль: — Не все должны ходить с опущенной головой. Некоторые должны устремлять свой взор в небо”. ...Но даже глядя в небо, Виктор Амбарцумян умел замечать все, что происходит на земле. Как-то прогуливались по одной из венских улиц. Амбарцумян, как это часто бывало, поглядывал ввысь. Неожиданно он, указав на одно из зданий, сказал: "В этом доме живет армянин”. И, заметив мое удивление, добавил: "Если хотите убедиться в этом, постучитесь в дверь. Впрочем, не стоит беспокоить хозяев, лучше взгляните на ковер, свисающий с балкона, лаская в себе лучи сентябрьского солнца Вены, — перешел Амбарцумян на поэзию — он тоскует по горячему солнцу Армении”.

ДАВИД АНАХТ - 1500

В 1980-м отмечали 1500-летие мудреца и логика Давида Анахта. Была создана правительственная юбилейная комиссия под председательством Фадея Саркисяна. Я же был назначен его замом. На работу являлся в 8 утра, домой возвращался в 11 вечера. Забот было невпроворот. На одном из заседаний возник вопрос, какими цифрами следует отобразить на медали, посвященной 1500-летию Давида Анахта, "1500” — арабскими или римскими? Мнения разошлись. Предложив отложить решение вопроса, я решил посоветоваться с Виктором Амбарцумяном. Тот без колебаний сказал: "Не арабскими и не римскими, нужно писать иЮ, что и означает 1500”. Я попытался привести разумный, на мой взгляд, аргумент, мол, в Армению съедутся не только делегаты из союзных республик, но и других стран, которые не владеют армянским. Он успокоил меня: "Ничего, пусть учатся и понимают, что означает иЮ. Даже если потом они забудут обо всем, то эти две с трудом усвоенные буквы надолго останутся в памяти”.

http://www.nv.am/lica/22349-2012-09-20-07-21-34